Сансиро. Нацумэ Сосэки

Плата, как сообщил Ёдзиро, сорок иен в месяц с уплатой вперед за три месяца.

      – Зачем понадобилось смотреть такой роскошный дом? – спросил Хирота, когда они вышли на улицу.

      – Зачем понадобилось? А что в этом плохого? – возразил Ёдзиро.

      – Ведь все равно не снимем…

      – Да нет, я бы снял за двадцать пять иен. Только хозяин никак не соглашается.

      – Еще бы! – проворчал Хирота.

      Ёдзиро принялся рассказывать историю ворот с гранитными столбами. До последнего времени они стояли перед одним особняком, где часто бывал Ёдзиро. Потом их купил садовод, когда занялся перестройкой своего дома, и поставил их вон в том месте. Это было в духе Ёдзиро – узнавать всякие любопытные подробности.

      Они стали молча спускаться к Табатанотани. О доме больше не вспоминали. Только Ёдзиро нет-нет да и заговаривал о воротах. За их доставку садовод уплатил чуть ли не пять иен. Так что деньжата у него, надо думать, водятся. Он и дом-то этот построил, чтобы сдать за сорок иен в месяц, как-то совсем не к месту заявил Ёдзиро, а кто, собственно, его снимет? Охотников наверняка не найдется. Придется хозяину снизить плату. И уж тогда они непременно снимут этот дом.

      – Ты чересчур много болтаешь, – сказал Хирота. – Сколько времени из-за тебя потеряли! Мог быстрее покончить с этим делом.

      – Это вы всерьез насчет времени? Так ведь вы сами что-то там рисовали. Сенсей тоже довольно беспечный человек.

      – Ну, кто из нас беспечнее – еще вопрос.

      – А что это вы рисовали, позвольте спросить?

      Сенсей не ответил. Тогда к нему обратился Сансиро с очень серьезным видом:

      – Это, кажется, был маяк?

      Хирота и Ёдзиро рассмеялись.

      – Маяк – это ты здорово придумал. Но, по-моему, сенсей рисовал Сохати Нономию!

      – Что? Почему ты так решил?

      – Талант Нономии-сан сверкает даже за границей, а в Японии он пребывает во мраке неизвестности. Никто его не знает. За мизерное жалованье он безвыходно сидит в своем подвале – поистине неблагодарный труд. Смотреть на него жалко!

      – Зато такие, как ты, светят не дальше чем на какой-нибудь шаг вокруг себя, точь-в-точь как круглый бумажный фонарь.

      Ёдзиро, которого сравнили с круглым бумажным фонарем, вдруг повернулся к Сансиро.

      – Ты в каком году родился, Огава-кун?

      – Мне двадцать три, – ответил Сансиро.

      – Да тебе, пожалуй, не дашь ни больше, ни меньше… Говоря откровенно, сенсей, я терпеть не могу таких вещей, как, скажем, круглый бумажный фонарь или японская трубка с круглой чашечкой. Может, это оттого, что я родился после пятнадцатого года Мэйдзи. Они кажутся мне чересчур старомодными и вызывают какое-то неприятное чувство… А ты, Огава-кун, что об этом думаешь?

      – Никакой особой неприязни к этим вещам я не питаю, – ответил Сансиро.

      – Впрочем, ты ведь только что приехал из своей кюсюской глуши и все еще держишься взглядов начала Мэйдзи.

      Ни Сансиро, ни Хирота никак не прореагировали на это заявление. Они прошли еще немного. На тщательно расчищенном