Голубая гортензия. Джуди Андерс

ленточка, завязанная на конце маленьким бантом, который она поглаживала, перебросив волосы на плечо. Гарольд понял, что Регина приходилась ей матерью. Рыжая девушка в черном брючном костюме и пожилая дама с вуалью были не так расстроены похоронами. Они увлеченно шептались, будто забыли, что находятся в церкви.

      – Никаких сцен, – отозвался Гарольд, погладив подбородок, – еще раз мои соболезнования.

      Постепенно люди рассаживались. Казалось, между рядами загулял ветер: шелестели одежды, шаркала обувь. И все равно звуки оставались тихими, словно уважали чужую смерть и извинялись за бренную возню живых. Несмотря на ужасную погоду, гостей прибыло довольно много. Пахло ладаном, мокрой зеленью цветов и сыростью камня. Гарольд не всматривался в лица, надеясь не встретить знакомых; он сидел в самом конце левого ряда, с краю, и смотрел в одну точку – на алтарь. То, ради чего приехал в Брэмфорд, он выполнил за считаные мгновения. Панихида же была чистой формальностью. Ему хотелось уйти сразу, не дожидаясь, когда мелькнет ряса священника, вынудив зал притихнуть , но отчего-то решил остаться.

      Гарольд пробовал сосредоточиться на мессе, но вдруг поймал боковым зрением какую-то опоздавшую женщину. Она присела справа от него. Он буквально силой заставил себя не обернуться и сидеть ровно, потому что безошибочно узнал пестрый шлейф ее духов. Терпкую пряность индийской розы не мог перебить уже никакой ладан. В груди заныло – то ли от неожиданности встречи, то ли от сожаления, что вовремя не ушел.

      – Пришел порадоваться чужому горю, Гарольд? – шепнула она, лишь слегка наклонившись в его сторону.

      – Пришла на освободившееся место? – ответил он, расправив плечи. – Смотри, что случилось с предыдущими кандидатками.

      Она подавила едкий смешок.

      – Не ожидала, что судьба вновь сведет нас в таком месте.

      Гарольд повернулся к ней, но впечатление было уже не столь ярким, как в тот миг, когда он только угадал ее присутствие. За почти два года он не забыл Салли, но все же не привязывался к женщинам так сильно, чтобы тосковать о них спустя столько времени. Чувства, если они когда-то и жили в сердце, давно умерли – Салли убила их собственными руками. А теперь вновь сидела перед ним: в черном костюме от Шанель, в шелковом платке, повязанном на обесцвеченные волосы больше как украшение, нежели элемент траура. Пахла воспоминаниями и мило улыбалась, словно ничего и не было.

      – И я не ожидал.

      – Я пришла только потому, что об этом написали во всех газетах. Мне не нужен Фредерик, – она словно оправдывалась, – но еще на пороге мне показалось, что мелькнул твой затылок…

      – Мне все равно, Салли. Правда. Что ты делаешь и почему – мне давно неинтересно.

      Гарольд немного вытянул шею, будто что-то рассматривал впереди, давая понять, что разговор окончен.

      По диагонали в правых рядах то и дело мелькало бледное лицо. Младшая из дочерей Фредерика туда-сюда вертелась, кого-то целенаправленно высматривая в зале. Пожилая дама даже несколько раз шикнула на нее, и совсем недолго