Неприятности в старшей школе. Меган Брэнди

него, но он лишь пожимает плечами и кивает, как бы говоря: «Продолжай».

      От этого я еще сильнее хмурюсь, а адреналин все быстрее разгоняется по моим венам.

      Осторожно, продолжая следить за движениями вокруг меня, я поворачиваюсь к девушке, медленно складывая нож, но все еще держа его в руке.

      – А ты не очень-то рада снова меня видеть, да? – Я наклоняюсь, чтобы посмотреть ей прямо в лицо, выкручивая колено и глядя на то, как ее глаза с жалобным взглядом наполняют слезы, в то время как она все глубже вжимается в бочонок. – И это та жизнь, к которой ты стремилась? Эм?

      Она открывает рот, чтобы ответить, но я перебиваю ее:

      – Ты бросила его, – меня начинает трясти, – бросила ее ради всего этого дерьма? Ради бесплатного, мать его, алкоголя и пятничных гулянок?

      Ее глаза широко распахиваются, лицо бледнеет, по щекам текут ручьи слез.

      Я поднимаю с пола другую ногу, перенося полный вес на колено, которым стою на девушке, и она начинает рыдать.

      Ее спина наверняка уже изрезана краями бутылочных пробок и острым льдом, но даже этого недостаточно.

      Она должна страдать еще сильнее, потому что это ничто по сравнению с кровавым месивом, которое она оставила в груди Кэптена.

      Я перекидываю нож в левую руку, а правой хватаю ее за челюсть, накрывая ладонью рот. Я чувствую изгибы зубов под ее щеками, так что я сдавливаю еще сильнее – так, чтобы пошла кровь. Она закрывает глаза под сдавленные всхлипывания.

      Он пропустил первый вдох своей малышки. Ее первый шаг и первое слово.

      Я сглатываю ярость, чтобы не сделать того, с чем уже не смогу уйти, – например, не свернуть ее чертову шею. Я смотрю ей прямо в глаза, и она сжимается, всем своим видом показывая стыд, который и должна чувствовать.

      – Ты тупая шлюха, и в мире должно быть как можно меньше таких, как ты.

      Я вскакиваю с нее и поворачиваюсь к залу, но, к моему удивлению, все взгляды опущены вниз. Только Коллинз смотрит прямо на нас.

      Я прохожу мимо него, но он тут же меня догоняет, и мы вместе молча выходим из кафе.

      Он не произносит ни слова, пока мы едем обратно, но его терпения хватает ненадолго, и в ту же секунду, как мы оказываемся у дома, он всем телом поворачивается ко мне и смотрит мне прямо в глаза.

      – Ты знаешь.

      Мои брови сходятся на переносятся.

      Он знает?

      – Знаю что? – я включаю дуру.

      В его взгляде появляется подозрение, и он качает головой.

      – Ух ты, – он откидывается на спинку сиденья.

      – Что?

      Он отводит взгляд.

      – Такая верная им, что тебе даже не нужно, чтобы они знали, – и все же ты по-прежнему просто аутсайдер, по факту не имеющий ни малейшего представления о том, что на самом деле происходит вокруг.

      – Хорош заливать, Коллинз. Выкладывай.

      Он снова смотрит на меня.

      – Ты пришла к моему дому, готовая, мать твою, на что угодно, чтобы защитить этих парней, которых ты, блин, едва знаешь и которые, очевидно, не сообщают тебе ни единой детали за гранью того, что тебе следует знать.

      – Мне