Эхо старых книг. Барбара Дэвис

ж, вы забрались далеко от дома. Могу я спросить, что привело вас на наши берега? Едва ли вы пересекли огромный синий океан только для того, чтобы присутствовать на праздновании моей помолвки.

      – Приключения, – отвечаю я лаконично и уклончиво, потому что не могу признаться в том, что на самом деле привело меня сегодня вечером в «Сент-Реджис». Да и в Штаты вообще. – Я здесь ради приключений.

      – Приключения бывают опасными.

      – В этом их привлекательность.

      Ты снова ведешь по мне взглядом своих широко расставленных янтарных глаз, долго и медленно, и мне интересно, что же ты видишь – и насколько глубоко.

      – И какого рода приключения вы ищете? – спрашиваешь ты с таким скучающим видом, какой иногда принимают в качестве самозащиты. – Чем вы… занимаетесь?

      – Я писатель. – Снова уклончивый ответ, но ближе к правде.

      – В самом деле? А что вы пишете?

      – Разные истории.

      Сейчас становится теплее, еще ближе к истине, но не совсем. Вижу, что возбудил твой интерес. Слово «писатель» обыкновенно оказывает такое воздействие на людей.

      – Как Хемингуэй?

      – Возможно, когда-нибудь стану таким, как он, – отвечаю я, потому что это, по большей части, правда. Однажды, быть может, я смогу писать, как Хемингуэй. Или Фицджеральд. Или Вульф. По крайней мере, таков мой план.

      Ты морщишь носик, но не комментируешь.

      – Вы не поклонница мистера Хемингуэя?

      – Не особенно. В нем слишком много от небритого мужлана.

      Твои глаза блуждают по танцующим, и на мгновение мне кажется, что тебе наскучило со мной говорить.

      – Мне больше нравятся сестры Бронте, – наконец слышу я твой голос на фоне мелодии «Никогда за миллион лет», которую играет оркестр.

      Я неопределенно пожимаю плечами.

      – Задумчивые герои и продуваемые ветрами болота. Весьма… атмосферно. Но перебор с готикой, как на мой вкус.

      Ты поднимаешь свой бокал, осушаешь его, а затем искоса смотришь на меня.

      – Я думала, англичане ужасные снобы в отношении книг. Ничего, кроме классики.

      – Мы не все такие. Некоторые из нас вполне современны, хотя, признаю, я поклонник Диккенса. Он был не особенно романтичен, но рассказать историю точно умел.

      Ты вскидываешь шелковистую темную бровь.

      – Вы забываете о сомнительной мисс Хэвишем и ее ужасном торте. Разве это не готика?

      – Хорошо, согласен. Время от времени он сбивался с пути и сочинял про обреченных молодых любовников и женщин-затворниц в истлевших свадебных платьях, но, как правило, он писал о социальных проблемах. Имущие и неимущие. Неравенство между классами.

      С непроницаемым выражением лица жду и гадаю, клюнешь ли ты на наживку. Я пытаюсь тебя заманить, вывести на определенную тему. Потому что у меня уже сформировалось мнение о тебе, и внезапно, необъяснимо, мне очень сильно захотелось ошибиться.

      – А вы кто? – задаешь ты вопрос, ловко переводя стрелку. – Имущий