Уранотипия. Владимир Березин

морем, в иерусалимском монастыре, смотрел в каменный свод кельи слепой монах и вспоминал свои прожитые жизни. Он не вспоминал снег, снег иногда случался и тут. Куда интереснее было другое воспоминание: его посещало видение замёрзших рек, по которым идут обозы, и люди носят не одну, а три шубы зараз.

      Но когда они входят в дом, шубы валятся в угол и их начинает греть два тепла: жар печи и тепло женщины – и неизвестно, что жарче.

      II

      (урод)

      Госпожа осмотрела его без внимания, как краденый товар… «Какой урод!» – воскликнула она. Но Вадим не слыхал – его душа была в глазах.

Михаил Лермонтов. Вадим

      Темнота давно его не пугала. Да и вообще, он давно не знал страха.

      Страх остался там, где были отец и мать, их смерти, которые он помнил смутно, косые взгляды прочих и одно пробуждение ото сна, которое он помнил чётко, лучше, чем хотел.

      Сейчас, находясь во тьме, он мог позволить себе спать вволю и просыпаться тогда, когда хочется.

      А вот тогда, несчастным летним днём, кажется грустно-холодным, во время дождей, в опочивальню вошли крепкие люди и выхватили его из кровати, будто котёнка из лукошка. Он проснулся не от их прикосновений, а от холода. Одеяло осталось там, где вся его прежняя жизнь.

      Он мотал уродливой головой, мычал, но слышал в ответ только сопение. Никто не объяснял мальчику происходящего, но урод понял, что счастье кончилось навсегда.

      Ясно, это сделал младший брат, хотя его рядом не было.

      Младшего брата он любил и даже простил ему убийство матери.

      Убийство, впрочем, было невольным. Матери нельзя было рожать – так сказал греческий лекарь. Первым ребёнком был он, урод с гигантской головой, и пролез на свет, что-то испортив в узком проходе. С тех пор урод боялся тесных мест и низких потолков.

      Но мать любила его, и то, как она гладила его огромный череп с шишками, осталось в памяти урода навсегда. А вот лицо отца – нет. Урод забыл его напрочь, хотя отец был князем, и только он выходил на крыльцо, люди валились ничком – в грязь, снег, да не важно как.

      Урод помнил лишь шлем отца, украшенный золотом. Там были изображены звери и птицы, диковинные цветы и крохотные всадники, скачущие на войну.

      Всё дело в том, что его отцом был князь и князь хотел наследника. Наследником выходил он, мальчик-урод с бычьим черепом.

      Поэтому был зачат младший. Мать умерла при родах, видимо, из-за того, что младенец резво вылез на свет, не смущаясь теснотой и чужой болью. Он вышел красивым – в отца.

      Шли годы, дети существовали в разных мирах. Пока мальчик-урод сидел вместе с монахами среди книг – греческих и латинских, его брат скакал на коне. Разумеется, под присмотром дружины.

      Однажды отец захотел, чтобы сын познал женщину, и ему привели крепкую и умелую, долго колдовавшую над ним. Уроду это не очень понравилось, хоть он и оставил семя в наложнице.

      Это было не его страстью, и он не знал о том, что его род продолжился.

      И вот отец