Политика и политики ХХ века. Схватка сверхдержав. Сергей Алдонин

отплясывал гопака на ночных посиделках вождя. «Мой маленький Маркс», – приговаривал Сталин, целуя его в макушку. Всё это, конечно, в большей степени легенды. Выдвигали его не за клоунские таланты. Хрущев был цепким, энергичным организатором. Да, он предпочитал выступать (до поры, до времени) в маске простака. Такова была тактика молодого карьериста, знавшего свои сильные стороны.

Повеселее, ребятки!

      В своё время Хрущёв был, возможно, самым ретивым служителем сталинского культа. Возглавляя партийные организации в Москве и Киеве, мастерски устраивал овации вождю, скандирование. Был в этом искусстве первым среди равных. Но вот Сталин умер. Великое прощание проходило в Колонном зале Дома союзов. Лучшие музыканты несколько дней напролет исполняли траурные мелодии. А за ширмой стоял стол с бутербродами и самоваром, там можно было отдохнуть и подкрепиться. Народный артист СССР, главный скрипач страны Давид Ойстрах вспоминал, что в какой-то момент за ширму неожиданно заглянул Хрущёв. Небритый, утомлённый, но деловитый и сосредоточенный. Глаза его горели. Он оглядел музыкантов, сидевших вокруг самовара, заговорщицки подмигнул и сказал вполголоса: «Повеселее, ребятки!». Выглядело это совсем не панихидно. Хрущев мгновенно исчез. А Ойстрах понял, что наступает новая эпоха… Ему еще предстояло бороться за власть, но эпоха Хрущева, пожалуй, началась именно с этой комической миниатюры, разыгранной в двух шагах от засыпанного цветами гроба Сталина.

      Даже на парадных картинах придворные художники изображали его эмоциональным живчиком, а не статным императором. Он выступал часто и подолгу. Был словоохотлив до болтливости. Он частенько вдавался в воспоминания, отвлекался, менял темы. С протоколом обращался как повар с картошкой. Говорил, как правило, не слишком степенно, скорее – торопливо. И – надо отдать ему должное – умел импровизировать, даже, если почти терял нить логики, всегда выкручивался и в конце концов оказывалось, что его суматошные пассажи не лишены смысла. При этом скучных оборотов чурался, каждый тезис сдабривал репризой. Он сыпал фразеологизмами, подчас – собственного сочинения. Щедро разбрасывался русскими и украинскими пословицами и поговорками. Хрущёву было важно не просто сказать, а сказануть, «загнуть». Если уж он хотел напугать весь мир советскими баллистическими ракетами – то говорил, что мы их производим как сосиски и не испытываем царь-бомбу только потому, что, где бы мы ее ни взорвали – в Москве стёкла повылетают… Если хотел защитить позиции ГДР, то витийствовал без удержу, как заправский парвеню: «Мы никогда не примем Аденауэра как представителя Германии. Если снять с него штаны и посмотреть на его задницу, то можно убедиться, что Германия разделена». А если хотел урезонить разыгравшуюся интеллигенцию, объявлял с высокой трибуны: «Добровольные осведомители иностранных агентств, уйдите отсюда. Нам холуев не нужно. Я понимаю: вам неудобно сразу встать и объявиться, так вы во время перерыва, пока все мы тут в буфет пойдем, вы под видом того, что вам в уборную нужно, и проскользните и смойтесь, чтобы вас тут не