Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой. Ольга Савельева

глупая безответственность! Мать никогда так не сделает. Не уйдет, хлопнув дверью перед… перед грудным ребенком. Не отгородится от его надрывного плача, усталости и хлопот.

      Потому что… мать. Как я. Господи, я мать. Как страшно это осознавать. Сколько в этом слове страха и ответственности. И счастья… Счастья больше всего.

      Я же хорошая мать? Я хорошая мать.

      А он плохой отец. И муж плохой. Он бросил обесточенную жену на грани отчаяния с грудным младенцем! О чем тут еще можно говорить?

      Целыми днями я мою жопу, гуляю в парке, кормлю грудью, драю квартиру. И все это в режиме латентной истерики, потому что никто не замечает, какая я молодец.

      Погодите, а я? Я замечаю?

      Мне это так важно – быть хорошей матерью, что в погоне за идеальностью и стерильностью я совсем перестала быть хорошей женой и замечать собственного мужа. Которого я заметила только сквозь внезапно захлопнутую перед своим носом дверь.

      Сквозь марево обиды я понимаю: муж у меня не плохой, нормальный. Нет, даже отличный.

      Он ушел именно потому, что знает, что я – хорошая мать и я справлюсь.

      А я не ушла именно поэтому, потому что я хорошая мать и я справлюсь.

      И тут – симфония совместимости. Разом я прозрела и расшифровала звук захлопнутой двери: давай-ка охолонем, мы оба устали, а нам же еще сына растить….

      Мы просто учимся быть родителями через симфонию захлопнутых дверей.

      Муж возвращается спустя двадцать минут с букетом цветов.

      – Это герберы, – зачем-то поясняет он, будто я не вижу, и добавляет: – С тебя список продуктов и сытый сын. Мы уйдем часа на три. Чтобы легла и спала! Слышишь? Спать! Ничего не готовь, я суши куплю…

      – Мне нельзя суши, – всхлипываю я. – Я кормящая мать.

      – А что можно?

      – Индейку, гречку…

      – Сын уже месяц в диатезе, хотя ты ешь одну индейку. Может, в ней и проблема? Раз нам нечего терять, может, пиццу?

      – Давай. Четыре сына. Ой, четыре сыра!

      – Вернусь – и приступим ко второму сыну, – подмигивает муж первенцу в коляске.

      – Больше – ни за что, – смеюсь я и закрываю дверь за своими мужчинами.

      На этой захлопнутой двери записана забота и любовь.

      «И что я привязалась к этим разогретым макаронам?» – думаю я, проваливаясь в сон. Мне снятся закрытые двери, которые я распахиваю, а за ними – поле гербер.

      Сегодня у нас уже двое детей. Ну какие захлопнутые двери? Ну что за детский сад? Я подхожу к двери, чтобы распахнуть ее и озвучить свое возмущение, и вдруг слышу, как за дверями заработал пылесос. На захлопнутой мужем двери написано: «Я просто не хочу пылить на детей» – и никаких юношеских обидок.

      Я хмыкаю. Вот я идиотка. Мой муж взрослеет у меня на глазах все пятнадцать лет, и я могу смело на него положиться, не пугаясь теней инфантильности.

      Не путать с ребячеством – этого добра в нем предостаточно. Но за непосредственность я его нежно люблю, потому что внутренний ребенок лишь удачно оттеняет осознанность взрослого человека.

      Я