Расстрелянное доверие. Марат Муллакаев

и кличку Шарик, мнение детдомовцев было единое: вырастет добрым. А вот молодой завуч, которому исполнилось тогда всего двадцать девять лет, почему-то нам не понравился, хотя постоянно улыбался и носил непривычные для этих мест забавные усы. Они все такие, изрекли свое мнение воспитанники, сначала скалят зубы, а потом хуже тюремщиков бывают. Вскоре мы привыкли к этому, в общем-то, незлому человеку. Он рассказывал пацанам о службе в армии, о том, как обслуживал боевые самолеты, как стал ефрейтором, младшим сержантом, а затем, после службы в армии, учился в педагогическом институте. Мальчишки слушали его, раскрыв рты.

      Завуч приходил всегда до подъема и уходил с работы, когда мы уже укладывались спать. Он впервые за всю историю детского дома организовал пешие двухдневные походы. Вместе с ним мы собирали ягоды. Он научил нашего Шарика выполнять команды, носить панамку, не нападать на деревенских гусей. Говорят, животные быстро распознают, кто в семье главный и начинают слушаться лишь его. И наша дворняжка по-настоящему признавала за хозяина только нового завуча. Постепенно мы тоже начали воспринимать его не как завуча или воспитателя, а как старшего из нас. Не давали ему никаких поблажек, когда играли в лапту, делились яблоками, добытыми в деревенских усадьбах. Он не «выдавал» провинившегося директору, не устраивал взбучки. Он стал одним из нас, нам было хорошо и весело с ним. Когда детей посылали на плантацию мака, на прополке он работал с нами наравне. Когда мы от знойного солнца валились без сил, он тоже проклинал зной и тех, кто отправил нас на эту работу. Даже в бане он мылся с нами, ничуть не стесняясь. Короче, завоевал в детском доме непререкаемый авторитет.

      «Завуч сказал», «завуч велел!» – эти просьбы выполнялись детьми беспрекословно. Мы еще не понимали, что наша привязанность к завучу начала раздражать других воспитателей. Все чаще и чаще в его адрес стали звучать ехидные слова из уст педагогов. Мы были детьми и подковёрные процессы, происходящие в педагогическом коллективе, нас не интересовали. Но догадывались, что директор, который находился уже более двадцати лет на этом посту, пока сохранял нейтралитет, наблюдал за завучем издалека.

      Так прошел год. Наш Шарик подрос. Мы его начали запрягать в самодельные сани и катались по очереди вокруг здания прачечной. Завуч сам смастерил для собаки хомутик. Это было счастьем и для детей и для нашей дворняжки.

      Однажды мы играли в догонялки с собакой, как вдруг к нам подошел директор.

      – Хватит вам бегать, идите, натаскайте дров на кухню, – не терпящим возражений тоном приказал он.

      Мы застыли в недоумении – ведь сегодня очередь не нашей группы. Молча обратили взоры на завуча, что не осталось незамеченным директором.

      – Что уставились на завуча? Марш за дровами! – закричал он истошным голосом. – Обнаглели вконец!

      И вдруг он, будто впервые увидев собаку, повернулся и, не отрывая взгляда от завуча, спросил: