Онюшка. Ольга Артемова

ушка! Ан-нуш-ка!

      – О-нюф-ка, – повторяла девочка почти со слезами, – Онюфка.

      – Папань, да отдай ты петушок. Ну, не получается у нее пока! Да и мы с Ваней привыкли её Онюшкой звать.

      Дед, наконец, отдал леденец, и девочка радостно заскакала козой по дому.

      ***

      Зимины жили не бедно. Коровка, лошадка, сыто похрюкивала свинья супоросая в сарае, овец с десяток, утки, куры, гуси без счёта. Рожь да пшеница в амбаре, мешки с мукой – всего в достатке.

      Дочка Аня была долгожданной, прежде никак детки не получались у Ивана и Ольги. Только через четыре года забеременела молодая. Девочка родилась здоровенькая, росла быстро, родителям хлопот не доставляла. Мать с отцом нарадоваться на неё не могли. Грамоту выучила еще лет в пять, за дедом всё бегала: «Деда, какая буква?» И слова складывала из палочек.

      Отец дивился:

      – Ох, ты, Онюшка, и вострушка! Мать твоя и половины буков не знает, деньгам счет почти не разумеет, а ты вон как ловко до десяти считаешь.

      Он гладил девочку по русой головке, потом целовал в макушку. А Ольга радовалась: пошла дочка в отцову породу умом, а красоту от матери взяла и ещё кое-какое умение.

      ***

      Иван Ольгу разглядел ещё девчонкой сопливой. Поехал в соседнее село Репьи с зерном на мельницу, там и приметил её. Высокая, крепкая, с русой косой по пояс. Глазищи синие, как взглянула на Ивана – сердце замерло. Пока работники зерно с телеги к жерновам таскали, Иван у них всё про девчонку выведал. Звали синеглазку Ольгой, была она единственной дочерью мельника Потапа. Отец в ней души не чаял, баловал безмерно. Евдокия, супруга Потапа, после того, как мёртвого ребёночка лет 5 назад родила, умом тронулась, и бродила по селу расхристанная и босая, качая на руках тряпичную куклу и напевая ей колыбельную.

      После той встречи с Ольгой Иван под любым предлогом старался оказаться в Репьях, что бы хоть на минутку увидеть свою любушку. Он готов был хоть сейчас её посватать, останавливало лишь то, что годов ей было мало, и батюшка венчать бы их не стал.

      Едва дождался Иван, когда девушка в пору вошла, и отцу сразу:

      – Папаня, сватай за меня Ольгу, мельникову дочь.

      – Сынок, да мала она еще. Пусть годок другой в невестах походит. Мало девок, что ли, в нашем селе? Любую посватай – рада будет за тебя пойти.

      – Ольгу хочу, не нужна мне другая!

      Делать нечего, заслали сватов. Потап Ольгу не хотел неволить: одна дочка единственная. Позвал её к накрытому столу, где румяная сваха нахваливала жениха. Сам жених сидел молча. Но на подошедшую Ольгу посмотрел так, что ту жаром обдало, и щёки зарделись.

      – Молодая она еще у нас. Откажет – неволить не буду. Что, Олюшка, пойдешь за Ваньку?

      – Пойду, папаня, – быстро ответила девушка и покраснела ещё сильнее.

      Так и сговорились. А на Покров и свадьбу сыграли, 16 лет Ольге исполнялось только на Введение, но батюшка, получив немного серебра на обустройство храма, молодых всё же обвенчал.

      ***

      Свекровь невестку не гнобила, рада радёшенька была, что сын женился на девке рослой да крепкой. Смолоду сорвала Маланья спину, и годами всё труднее ей было по хозяйству управляться. Ольга же за любую работу бралась охотно, но многое ещё не умела. Свекровь её не бранила, а терпеливо учила всему, понимала, что невестка молоденькая совсем, да и при такой матери, что у Ольги была, неоткуда умениям взяться.

      А свёкор вообще души не чаял в снохе – у Ольги дар был со скотиной общий язык находить. Бывало, не растелится корова никак, кричит в хлеву утробно, того гляди и сама околеет, и теленочка погубит. А Ольга зайдёт, пошепчет что-то на ушко коровке, погладит промеж рогов, бок коровий обнимет, глядь, и ожила кормилица, поднатужилась и телёночка крепкого и крупного родила.

      Лошадь охромела – тоже беда не малая. Уже нарочно свёкор Ольгу зовет:

      – Погляди, дочка, может, пособишь чем.

      Оленька по ноге кобыле пробежит пальчиками, а та как будто понимает, терпит, не брыкается.

      – Папаня, вы эту лошадь дня три не запрягайте, она жилу потянула. Я свила жилу ей, но надобно, что б зажило.

      И точно, через три дня от хромоты и следа не осталось.

      – Ох, и свезло с невесткой! Мало того, что работящая, так ещё и рука лёгкая. – Молилась, Маланья, перед образами, благодари Богородицу за сноху.

      Вот только деток молодым бог никак не давал. Уж сколько Ольга плакала в подушку по ночам, сколько молилась Пресвятой Богородице Целительнице. Сколько просили они вместе с мужем ребеночка, молясь у иконы святому пророку Захарию и праведной Елисавете – беременность не наступала.

      На исповеди пожаловалась Ольга батюшке Александру на долю свою, что деток нет четвертый год. Тот спросил сурово:

      – Блюла ли ты себя для мужа? Не блудила?

      Ольга аж испугалась:

      – Блюла, батюшка. Да как же иначе-то можно!

      – Ну, так и не печалься. Видно, у Господа на тебя свои планы. Не ропщи и жди смиренно. Родишь,