Узники баобаба. Алла Мироненко

верещали неугомонные обезьяны. – Вот тут он стоял. Сто монеток – и фотки на вашем экране. Эксклюзив! Поторопитесь! Через полчаса цены начнут расти!

      Все так увлеклись, что Лезеди спокойно прошла ко входу. В глубине души она испытывала некоторое разочарование, что «адвокатесса» слишком легко отделалась. Когда-то они считались подругами. Антипатия к жирафовой газели вспыхнула в душе птицы-секретаря после того, как Зубери имел неосторожность похвалить длинные ноги Монифы. Конечно, как всякая хорошо вымуштрованная секретарша, Лезеди старалась никак не проявлять своей неприязни, но это у неё плохо получалось.

      В свою очередь, Монифа не упускала случая задеть вредную птицу едким замечанием.

      Министр, не раз с интересом наблюдавший за их стычками, пытался примирить враждующие стороны. Но проходило немного времени, и неприязнь вспыхивала с новой силой.

      Между тем Зубери пытался привести незадачливую геренук в чувство. Он усадил её в удобное мягкое кресло, принёс воды и только после этого задал вопрос, давно вертевшийся у него на кончике языка:

      – Что случилось? Почему без предупреждения? Ты понимаешь, что это могло для тебя плохо закончиться?

      Монифа перестала трястись и, к немалому удивлению медоеда, ответила довольно резко:

      – Не кричите на меня, пожалуйста! Да, я рисковала! Но те, ради которых я рисковала, сейчас находятся в ещё большей опасности!

      – Ты о ком? – удивился министр.

      – О вашей иностранной тётушке и её рыженькой подружке, – выпалила Монифа.

      – О ком о ком? Ты ничего не путаешь? – изумлённо переспросил медоед.

      – Ничего я не путаю, – обиженно сказала адвокат. – Таможенники не нашли ничего лучше, чем ворваться ко мне посреди ночи. Из их несвязных объяснений я успела понять, что в порту задержаны две иностранки, которых подозревали во всех смертных грехах. Однако убедительного компромата на них не нашли, а срок задержания утром истекает. При этом одна из иностранных гражданок утверждает, что она близкая родственница самого министра Зубери, хотя никаких документов, способных подтвердить её слова, при них не обнаружено. Но таможенники на всякий случай решили убедиться, что самки не врут. Меня доставили в пункт передержки подозреваемых в особо тяжких преступлениях. В камере, то есть в номере спецотеля на меня буквально кинулись толстуха барсучиха и рыжая вертлявая белка. Они наперебой уверяли, что приехали к вам по личному делу, а не предупредили, потому что хотели сделать приятный сюрприз.

      – И этот сюрприз, судя по всему, удался на славу, – нервно пробормотал Зубери. – Давно они там сидят?

      – Вроде с начала пожаров, – пожала плечами Монифа. – Ах, да. Я же от них письмо привезла. Там всё описано.

      Зубери выхватил из копыт собеседницы плотный серый конверт, вынул из него исписанный убористым почерком листок и погрузился в чтение.

      «Дорогой Зубенька! – писала Брошка. – Мы с Шишкиной хотели сделать тебе приятный подарок, поэтому не сообщили о своём приезде. Всё так хорошо начиналось!