Конармия. Одесские рассказы. Исаак Бабель

стал жертвой тоталитарной системы, которая уничтожила Бабеля-человека и попыталась добиться исчезновения Бабеля-писателя. Казалось бы, на время ей это удалось.

      Лишь в шестидесятые годы ХХ века Бабель вернулся в литературу, но ненадолго. После хрущевской «оттепели» имя и творчество писателя вновь стали замалчиваться.

      Однако все то время, что Бабель был отлучен от читателя, он незримо присутствовал рядом с ним. «Одесские рассказы», впитавшие в себя городской фольклор, характерный одесский юмор, влились в советскую массовую и даже «низовую» культуру. Знаменитая Молдаванка и ее герой Беня Крик были на слуху у человека, даже незнакомого с творчеством Бабеля. Мифы о революции и ее героях, безусловно, во многом подготовлены бабелевской «Конармией» с ее жестокими сценами и натуралистическими подробностями, оттеняющимися высокой патетикой, песенной интонацией.

      Сейчас, когда контуры материка под названием «Русская литература XX века» проступают все более отчетливо и к творчеству писателей подходят уже не с идеологической, а с эстетической меркой, читателя по-прежнему интересует своеобразная «художественная история» эпохи – история «по Бунину» и «по Горькому», «по Блоку» и «по Есенину».

      История «по Бабелю» дает возможность увидеть революцию изнутри – глазами не только очевидца, но и участника событий. Бабелевская «Конармия» воспринимается как «живой» документ истории, как произведение, передающее сиюминутные, еще не остывшие впечатления человека, оказавшегося в самой гуще событий. «Конармия» открывает перед читателем трагические и до сих пор во многом закрытые страницы истории. Неудавшийся поход 1-й Конной армии Буденного на Варшаву должен был стать одним из первых шагов на пути к мировой революции, которой грезили большевики и о которой мечтал Бабель. Идея перманентной, «вселенской» революции захлебнулась, и писатель почувствовал это еще в самом начале пути.

      С первых же строк «Конармии» возникает иллюзия документального воспроизведения событий: Бабель указывает названия городов и местечек, номера воинских частей, изображает Буденного и Ворошилова, упоминает Ленина и Троцкого и датирует эпизоды. Создается ощущение, что события и явления предстают в своем «первозданном» виде, часто обходясь без комментария и оценки повествователя.

      Плотная подача материала, обилие эпизодов и персонажей, кажется, переносят акцент с чисто художественного аспекта повествования на событийный. Однако документальность цикла обманчива.

      Яркие, насыщенные цвета, обилие сравнений, многослойных метафор свидетельствуют о том, что рассказчик наделен сознанием художника. Картина мира пропущена сквозь призму восприятия юного человека, который смотрит на мир «как на луг в мае, как на луг, по которому ходят женщины и кони». Читатель попадает в удивительно живописный, красочный мир, погружается в стихию жизни и захлебывается впечатлениями. Картина, нарисованная Бабелем, напоминает лубочные картинки или живописные