История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект. Е. А. Аронова

69. Он также начал проповедовать «религию человечества» (заимствовав термин у Сен-Симона и его последователей), представляя позитивную философию как универсальную секулярную систему убеждений, которая должна заменить католическую, или любую другую, религию. Последние годы жизни Конт посвятил разработке этих идей, написав свои наиболее спорные книги – Система позитивной политики, или Социологический трактат, учреждающий Религию Человечества и Позитивистский катехизис70. Эти идеи пришлись по душе некоторым поклонникам Конта в Англии, где группа последователей Конта учредила «церковь человечества» при Лондонском обществе позитивистов71.

      В Германии, где работы Конта стали известны в 1850‑х годах, отношение к позитивной философии было сложнее. Немецкие профессора обсуждали идеи Конта в контексте дискуссии об образовании и университетах, развернувшейся в Германии после революций 1848–1849 годов. В рамках этих дебатов идеи позитивной философии Конта оказались сплетены с сетованиями, типичными для немецких гуманитариев того времени, о том, что им представлялось посягательством естественных наук на «историко-философский характер образования» (Bildungsweise) в Германии. Таким образом, немецкие профессора истории старались использовать позитивную философию для отстаивания традиционных форм политического и академического авторитета, при этом указывая на позитивизм как на угрозу как научным исследованиям вообще, так и немецкой национальной общности в частности72. Когда, полвека спустя, участники Венского кружка, работавшие по большей части независимо от Конта и его французских преемников, начали активно претворять в жизнь свою программу под именем «неопозитивизм», они ссылались прежде всего на радикальный статус позитивизма в академическом дискурсе Германии, нежели чем на его интеллектуальное содержание73.

      Если интеллектуалы и политики в Германии употребляли слово Positivismus в качестве уничижительного ярлыка, то во Франции влияние Конта еще более возросло в первые годы существования Третьей республики, созданной после поражения Франции во Франко-Прусской войне 1870 года, положившим конец Второй империи Наполеона. В историографии Третья республика часто описывается как «позитивистская» по своей идеологии74. И действительно, ведущие политики Третьей республики называли себя учениками Конта и сторонниками позитивной философии. Надеясь заменить авторитет католической церкви в общественной жизни на авторитет «позитивной науки», такие лидеры как Жюль Ферри и Эмиль Литтре переинтерпретировали учение Конта, приспособив его к своей антиклерикальной и образовательной политике75. В частности, Литтре использовал свое политическое положение для продвижения контовского учения как философии культа науки. Входивший в политическую элиту республики – сначала как депутат парламента (1871–1875), а затем как сенатор (1875–1881), – Литтре утверждал, что

70

Auguste Comte, Système de Politique positive; ou, Traité de sociologie instituant la religion de l’humanité, 4 vols. (Paris: Carilian Goeury, 1851–1854), английский перевод: System of Positive Polity, trans. by J. H. Bridges (vol. 1), F. Harrison (vol. 2), E. S. Beesly et al. (vol. 3), R. Congreve (vol. 4), H. D. Hutton (”Appendix: Early Essays”) (London: Longmans, Green, 1875–1877); Idem, Catéchisme positiviste; ou, Sommaire exposition de la religion universelle en treize entretiens systématiques entre une femme et un pretre de l’humanité (Paris, 1852), английский перевод: The Catechism of Positive Religion, trans. by Richard Congreve (London: Trubner, 1891).

71

См.: Andrew Wernick, “The Religion of Humanity and Positive Morality,” в Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress, 217–249.

72

Denise Phillips, “Trading Epistemological Insults: ‘Positive Knowledge’ and Natural Science in Germany, 1800–1850,” в Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism, 137–154, 148. В своей статье о квантовой механике в период Веймарской республики историк науки Пол Форман настаивал, что именно повсеместное «отрицание позитивистских представлений о природе науки» создало благоприятный климат для формирования новых идей о акаузальности (внепричинности). Paul Forman, “Weimar Culture, causality, and Quantum Theory: Adaptation by German Physics and Matematicians to a Hostile Environment,” Historical Studies in the Physical Sciences 3 (1971): 1–115, 7.

73

Если Франц Брентано помог распространить идеи О. Конта в Австрии, то Эрнст Мах, чьи философские работы во многом вдохновили программу Венского кружка, сделал о нем лишь несколько поверхностных и, по большей части, пренебрежительных замечаний. См.: Franz L. Fillafer, Johannes Feichtinger, “Habsburg Positivism: The Politics of Positive Knowledge in Imperial and Post-Imperial Austria, 1804–1938,” в Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism, 191–238. О том, каким образом философия Маха и идеи Венского кружка укоренены в культурной и интеллектуальной истории Вены времен Габсбургской империи, см.: Deborh R. Coen, Vienna in the Age of Uncertainty: Science, Liberalism, and Private Life (Chicago: University of Chicago Press, 2007).

74

См., например: W. M. Simon, European Positivism in the Nineteenth Century: An Essay in Intellectual History (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1963); есть и более современное исследование: Isabel Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic (Newcastle: Cambridge Scholars, 2010).

75

См.: Jules Rouvier, L’enseignement a l’Université de Paris (Paris, 1893). О роли, которую наука и образование играли в политике первых лет существования Третьей республики, см.: Robert Fox, The Savant and the State: Science and Cultural Politics in Nineteenth Century France (Baltiore: John Hopkins University Press, 2012). О гендерном аспекте представлений об общественном устройстве в программах Третьей республики см.: Judith Surkis, Sexing the Citizen: Morality and Masculinity in France, 1870–1920 (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2006).