Чекист. Неизвестная война. Евгений Шалашов

к плечу. Может, хотя бы по одному беляку снимем, прежде чем нас зарубят?

      – Мужики, к лесу бегите! – крикнул я. – Мы вас прикроем!

      Эх, не добегут наши доходяги, кони быстрее. А добегут, так что дальше? Достанут и в лесу, перерубят поодиночке.

      – Володь, запевай! – приказал комиссар, и я затянул:

      Пока я ходить умею,

      Пока глядеть я умею,

      Пока я дышать умею,

      Я буду идти вперёд!

      А всадники всё ближе и ближе, уже можно рассмотреть не только черкески, но и газыри. Они-то и блестели!

      И чего наши-то не бегут? Ну, может, хоть кто-нибудь да спасётся! Хотя бы расскажут о моей геройской гибели. Прости, Витька, не расскажу я твоему комдиву Уборевичу о тебе!

      Но наши и не думали убегать. Непонятно, с чего и силы взялись. Откуда-то вынырнула третья берданка, о которой я успел позабыть, мужики принялись снимать с себя пояса, чтобы хоть чем-нибудь встретить смертоносные лезвия, поднимать с земли палки, а то и просто выковыривать комки земли.

      Нет, вы нас не перерубите, как покорное стадо овец! И смерть встретим не на коленях, а по-людски, стоя. А не узнают в Особом отделе ВЧК о героической гибели сотрудника Аксёнова, так и хрен с ним, невелика потеря. Главное, чтобы сам Володя Аксёнов знал, что умер достойно, не посрамив ни себя, ни ВЧК. А это, дорогие мои, не так и мало.

      – Вить, не стреляй! – выкрикнул я. – Поближе подпустим, чтобы в упор.

      – Ага, мы ещё споём!

      И мы пели, в две дюжины голодных осипших глоток:

      Не думай, что всё пропели,

      Что бури все отгремели.

      Готовься к великой цели,

      А слава тебя найдёт!

      И снег, и ветер,

      И звёзд ночной полёт…

      Меня моё сердце

      В тревожную даль зовёт.

      А всадники уже на расстоянии удара клинка.

      Глава 4. Сыпнотифозный барак

      Хорошая новость – нас не порубали на месте, и вообще, те, кого мы изначально посчитали белыми, оказались красными партизанами, действующими в тылу противника. Вернее, официально они входили в состав бригады, считались красноармейцами, но фронт был прорван, недавно мы потеряли Пинегу, а кавалерийский отряд, отрезанный от основных сил, вновь начал считать себя партизанским. В принципе, на гражданской войне это нормальная вещь, а Пинега уже несколько раз переходила из рук в руки. А мы вышли – что тоже очень удачно – в село Красная горка, что отстоит от города вёрст на десять.

      Экзотические наряды на всадниках объяснялись просто – костяк отряда состоял из кавалеристов Дикой дивизии, перешедших на сторону большевиков ещё в июле семнадцатого. На Северный фронт в восемнадцатом году были отправлены семьдесят пять джигитов, за год жестоких боев их осталось десять. Но остальные кавалеристы – сплошь русские, по примеру кавказцев, пошили себе черкески и носили папахи. Они бы и бурки на себя нацепили, но вот беда, в Архангельском крае овец почти не имелось. Командовал отрядом невысокий осетин, с пушистыми усами и бакенбардами, увешенный оружием