Николай Караченцов. Глазами семьи и друзей. Андрей Караченцов

поставил, а именно чтобы с помощью этой книги наши читатели, друзья, знакомые, папины коллеги, поклонники смогли вспомнить папу с улыбкой на лице и окунуться в тот праздник, листая эту книгу. Ведь, как говорится, человек жив, пока его помнят. Я бы ещё добавил: душа человека жива, пока его помнят и о нём молятся. Я очень благодарен тем людям, которые носят в своих сердцах память о моём отце. С папой всегда было интересно и весело!

Андрей Караченцов

      Николай Караченцов, актёр театра и кино, народный артист РСФСР

      Мама и балет

      Мамочка моя была балетмейстером. Когда я находился в юном и глупом возрасте, как поётся в одной из моих песен «Мой поезд ещё не ушёл» композитора Рустама Неврединова на стихи Симона Осиашвили, «туман мне глаза застилал». «Туман» этот назывался балетным искусством. Ничего другого я не знал и знать не хотел. Меня маленького мама таскала за собой на занятия в ГИТИС. Я смотрел с детских лет на упражнения у балетного станка, я изучил все балетные движения, я пересмотрел по нескольку раз все балеты в Большом театре. Я был болен танцем до безумия. Я видел себя только на сцене Большого театра. И считал, что танцовщик – это самое лучшее, чем должен заниматься мужчина.

      Конечно, знал, что балетные люди должны быть растянуты и выворотны. И сам себя растягивал. Что, например, означает – выворотные? Читал я запойно, и вот, скажем, уткнулся я в толстый журнал, ложусь на спину, пятки подтягиваю под попку, а колени прижимаю к полу грудой книг, чтобы ноги выворачивало.

      Ничего другого, кроме балета, я в своей жизни не представлял. Но мама меня в него не пустила.

      Аргумент один: если бы была девочка – пожалуйста, а мальчик – ни за что. Сегодня я ей очень благодарен за это решение, век балетный короток – до сорока, редко-редко до пятидесяти лет. При этом не дай бог что-то с ногой. Тогда вообще кому я сдался. Общее образование крайне низкого уровня, потому что все силы в училище направлены в течение девяти лет только в одно место – ноги.

      Артист прибыл!

      У меня много балетных друзей самого разного масштаба. Я по-прежнему преклоняюсь перед этим видом искусства и перед его главными представителями – классическими танцовщиками. И тем не менее предположим: вот не приняли меня в Большой театр? Или так: я в него поступил, но не стал солистом? Значит, при советской власти жить от одной заграничной поездки с кордебалетом до другой? Иного варианта нет. В сорок лет на пенсию, через год меня забывают, я даже в этот театр войти со служебного входа не смогу. А если у меня, предположим, нет балетмейстерского дара? Нет педагогических способностей? Предположим ещё, что все хорошие места забиты. Другого варианта, кроме как ездить в Болшево или в Подлипки и там вести балетный кружок, нет. Всё это моя мама очень хорошо понимала. К тому же она наблюдала много сломанных несчастных мужских судеб в балете. Вот отчего она была так категорична.

      Где-то в пятнадцать-шестнадцать лет у меня тягу к балету совершенно отбило, хотя я и занимался в народном