Ведьма. Жюль Мишле

хотелось его видеть. Но я боюсь. Говорят, кто увидит духа – умрет!»

      А колыбель качается, качается сама. Женщина поражена и вдруг слышит нежный голосок откуда-то снизу, точно он в ней самой: «Хозяйка, дорогая хозяйка, если я люблю баюкать твоего ребенка, то потому, что я сам ребенок».

      Сердце ее бьется. Потом понемногу она успокаивается. Невинность покоящегося в колыбели ребенка бросает свет невинности и на духа, и невольно думается, что он, вероятно, добр, нежен, по крайней мере, терпим Богом.

* * *

      С этого дня она уже не одна. Явственно чувствует она его присутствие. Он недалеко от нее. Вот он задел ее платье. Она чувствует его по легкому прикосновению. Он все вокруг нее и, видимо, не хочет ее оставить. Она идет в стоило – он уже там. А вчера он точно был в горшке с маслом.

      Жаль, что она не может взять его в руки, разглядеть. Однажды, неожиданно коснувшись головешки, она вообразила, что шалун сверкнул искрой. В другой раз она чуть не поймала его в розе. Как он ни крошечен, он работает, метет, прибирает, освобождает ее от тысячи забот. Конечно, у него есть свои недостатки. Он легкомыслен, дерзок, и, если не держать его в руках, он, пожалуй, улетит. Он слишком наблюдателен, слишком любит подсматривать. Иногда утром он вдруг повторяет слова, сказанные ею шепотом вечером, когда она ложилась спать и свет был потушен. Она знает, что он очень нескромен, чрезмерно любопытен. Ей неловко и вместе с тем приятно, что он всюду идет за ней. Иногда она его прогоняет, грозит, наконец успокаивается, думая, что она одна. И вдруг ей кажется, что легкое дуновение, лаская, коснулось ее, словно крылья птицы. Он спрятался под листом. Смеется. Его милый голосок, в котором не чувствуется насмешливости, выражает удовольствие, которое он испытывает, захватив врасплох свою целомудренную хозяйку. Она негодует, а он, шутник, лепечет: «Нет, милая, дорогая, ты вовсе не сердишься». Ей стыдно. Она не осмеливается говорить. Он понял, что она его очень любит. Совесть поднимает в ней свой голос, и она – любит его еще нежней. Ночью ей показалось, будто он скользнул к ней в постель. Ей жутко, она молится, прижимается к мужу. Что ей делать? У нее нет сил сообщить об этом церкви. Она признается мужу, но тот смеется, качает головой. Тогда она идет дальше в своих признаниях – домовой большой шалун и иногда позволяет себе слишком много. «Эка важность, он такой крошечный» – так сам муж успокаивает ее.

      Но мы, видящие яснее, должны ли и мы успокоиться? Она, конечно, еще невинна сердцем. Она не поступит так, как дама из замка, у которой впереди идет целый штат любовников и паж. Однако надо сознаться, что дух успел достигнуть уже многого. Трудно обзавестись пажем, менее компрометирующим, чем такой, который прячется в розе. И однако, он похож на любовника. Маленький и пронырливый, как никто, он всюду втирается, втирается даже в сердце мужа, ухаживает за ним, располагает к себе. Он заботится о его орудиях, работает в саду, а вечерком прикорнет за спиной ребенка и кошки на печке. Голос его подобен голосу сверчка. Его редко видят, разве только если слабый свет осветит щель,