Австро-Венгерская империя. Ярослав Шимов

Петербурга, одобрив новое соглашение о разделе. Россия получила Украину и западную часть Белоруссии (250 тыс. кв. км, более 3 млн жителей), Пруссия – Гданьск, Торунь и значительную часть Великой Польши (57 тыс. кв. км, 1 млн человек). Австрия на сей раз осталась не у дел: она была занята войной с революционной Францией.

      Но и это был еще не конец. В обглоданной соседями Польше ширилось патриотическое движение. В 1794 году Тадеуш Костюшко поднял восстание, которое, однако, было жестоко подавлено русскими и прусскими войсками. Тем временем австрийская дипломатия, поняв, что решение польского вопроса может принять форму, невыгодную для Вены, развила активность – с тем, чтобы вновь поучаствовать в дележе добычи. Входе долгих переговоров удалось достичь компромисса, согласно которому Россия получила Литву, Курляндию и Волынь (120 тыс. кв. км), Австрия – остаток Галиции, части Великой Польши и Мазовии (47 тыс. кв. км), Пруссия же – оставшуюся часть Великой Польши с Варшавой (около 47 тыс. кв. км).

      Польша перестала существовать. Для ее народа начался долгий период борьбы за национальное освобождение. Из трех же черных орлов, покончивших с орлом белым, в наибольшем выигрыше, несомненно, оказалась Россия, которая окончательно стала доминирующей державой в восточной части Европы.

      Революционер Божьей милостью

      «Видя, что состояние моего здоровья день ото дня ухудшается, я собрал врачей и распорядился, чтобы они дали письменное заключение о моем состоянии… – писал император, то и дело прерываясь, когда приступы кашля становились особенно долгими и мучительными. – Возможно, конец наступит очень скоро. Дорогой брат, не только во имя дружбы, но и во имя обязанностей перед теми государствами, которые в скором времени будут вверены Вам, я заклинаю Вас как можно скорее прибыть сюда… Наш дом ждет Вас и Ваших распоряжений… Времени уже не осталось; март грозит новыми болезнями».

      Был февраль 1790 года. С замерзшего Дуная дул ледяной ветер, в венских кабачках бюргеры отогревались грогом и пуншем, осипшими от холода голосами отдавали команды офицеры дворцовой стражи, а в жарко натопленных покоях дворца Хофбург умирал от туберкулеза, болезни печени и нервного истощения император Иосиф II (1765–1790). Незадолго до смерти он сочинил собственную эпитафию: «Здесь лежит государь, намерения которого были чисты, но ему не суждено было увидеть успех ни одного из своих начинаний». У умирающего императора имелись все основания для тоски и отчаяния. Надежд на выздоровление не было, и оставалось лишь уповать на скорый приезд из Тосканы брата и наследника, эрцгерцога Леопольда, которого Иосиф рассчитывал убедить в необходимости вопреки всем трудностям продолжать реформаторский курс. Однако и этой надежде не суждено было сбыться: Леопольд прибыл в Вену лишь 6 марта; сердце императора остановилось двумя неделями раньше. Ему не было и 49 лет.

      Печальный конец этой жизни резко контрастирует с ее многообещающим началом. Иосиф был, наверное, самым желанным