Женщина. Такэо Арисима

Тагавы сменилось неким подобием улыбки, она начала что-то говорить, но в этот момент ее муж решил возобновить беседу с ревизором, прерванную появлением Йоко. Одновременно сказанные фразы повисли в воздухе, и супруги недовольно посмотрели друг на друга. Все, кто был в столовой, – и японцы, и иностранцы – перевели глаза с Йоко на чету Тагава. Сконфуженный профессор попросил у жены прощения. Слегка кивнув ему, она обратилась к Йоко. Ясным и ровным голосом, так, чтобы все слышали, она сказала:

      – Вы так долго не показывались, что я уж начала тревожиться. Должно быть, вы плохо переносите морское путешествие?

      Это было сказано вежливым тоном светской женщины, привыкшей подавлять людей своим превосходством. Ничуть не обидевшись, Йоко сдержанно улыбнулась и утвердительно кивнула. Тагава снова попытался продолжить разговор с Курати:

      – Итак… следовательно… гм…

      Ему никак не удавалось нащупать утерянную нить разговора, и Йоко поняла, что, хотя Тагава и сохраняет внешнее спокойствие, он взволнован не меньше других. Всеобщий переполох льстил самолюбию Йоко.

      По знаку старшего стюарда официанты, ловко орудуя подносами, внесли суп. Йоко принялась за еду, прислушиваясь к общей беседе.

      Курати, не сводивший дерзкого взгляда с Йоко с самого ее появления, оглядел наконец внимательно пассажиров и, покусывая кончики усов, проговорил густым хрипловатым голосом:

      – Так в чем же суть доктрины Монро? – При этом он в упор посмотрел на Тагаву. Тот обрадовался и, не поднимая глаз от тарелки, воскликнул:

      – Ах да! Совершенно верно… Как раз об этом мы и говорили. Основным требованием доктрины Монро вначале было невмешательство Европы в дела независимых штатов Северной Америки. Однако со временем содержание этой политики изменилось. На словах декларация Монро осталась в силе, но она не является законом, да и составлена так, что ее можно толковать произвольно, как того требуют обстоятельства. Мак-Кинли как будто дает ей довольно широкое толкование. Хотя прецедент был уже при Кливленде. У Мак-Кинли есть, должно быть, еще один весьма влиятельный закулисный деятель. Как вы полагаете, Сайто-кун? – обратился Тагава к молодому человеку, сидевшему наискосок от него.

      Застигнутый врасплох, Сайто покраснел, поспешно перевел взгляд с Йоко на Тагаву, но, не поняв вопроса, окончательно растерялся и покраснел еще сильнее. Это был новоиспеченный дипломат, готовившийся занять один из низших постов в японской миссии в Вашингтоне. Прежде ему, видимо, не приходилось бывать даже в таком, не слишком высокопоставленном, обществе. Некоторое время Тагава снисходительно смотрел на смутившегося юнца и, так и не дождавшись ответа, снова повернулся к ревизору. Но тут с другого конца стола донесся голос капитана:

      – You mean Teddy the roughrider?

      Он по-детски простодушно улыбнулся. Тагава, видимо не подозревавший, что капитан так хорошо понимает по-японски, на этот раз сам смутился, не зная, что ответить. На помощь ему поспешила жена, которая произнесла на безукоризненном