Офицер Красной Армии. Владимир Поселягин

осмотревшись, не обнаружив посторонних, вышел на поляну. Фактически от стана мало что осталось. Одно наклонившееся набок строение со следами огня, остальные были разрушены. Подойдя к полузасыпанной ячейке, я заглянул в неё, покосился на пулемётный окоп рядом и пробормотал:

      – Крепкие бои тут шли. Видимо, майор держал оборону до последнего… Надеюсь, моих ребят он не погубил.

      Перешагнув ячейку, я подошёл к порыжевшему и покрытому ржавчиной от времени танку. Это был БТ-7. Он когда-то горел, но взрыва боекомплекта не было, видимо, расстрелял всё во время боя. Наклонившись на один бок, расстелив одну гусеницу по земле, он с развернутой в сторону атаковавшего его когда-то противника башней стоял у капонира, застыв навсегда грозным памятником погибшим танкистам.

      – А я тебя помню. Особенно этот шрам, – коснулся я вмятины на борту танка. – Ты из части майора Филатова… Сколько же прошло с того времени? Полгода? Год? Поёжившись – холод стал пробирать до костей, видимо, эйфория после нового рождения схлынула, – я потоптался на месте и, припомнив, где у нас был ручей, откуда повара и ординарцы брали воду, последовал в ту сторону. На опушке я остановился у окопа, где находилась раздавленная сорокапятка, также тронутая на сколах пятнами ржавчины, и, вздохнув, направился дальше. Костей видно не было, видимо, победители похоронили всех. Нужно будет чуть позже, прежде чем выбираться к людям, поискать их братскую могилу и проститься. Что ни говори, а воевали здесь мои боевые товарищи.

      Беглый осмотр показал, что трофейщики на славу тут поработали, бросили только то, что не могли восстановить и отремонтировать. Остальное, видимо, планировали сдать на металл, но что-то не срослось, вот и осталось на месте боя тяжёлое повреждённое вооружение. Если мелочь какая и была, то её утащили местные. Искать что-либо полезное не было смысла, так что я сразу направился к ручью.

      Ручей я обнаружил метрах в трёхстах от уничтоженного полевого стана и бывшей боевой позиции. Надо будет у местных уточнить, кроме всего прочего, что тут происходило.

      Скинув все вещи, я, рыча, залез в воду по колено и, чувствуя, как от ледяной воды сводит ноги, стал быстро мыться, сдерживаясь от поскуливаний. Изредка только прорывалось рычание.

      Отмыл, особенно то, что было на голове, не волосы, а колтун слипшихся в один ком волос. Бросил в воду галифе и плащ-палатку, чтобы они отмокали. Вниз по ручью сразу же пошла серо-коричневая муть. Я стал бегать у берега, махая руками и подпрыгивая, чтобы согреться. Чуть дальше я обнаружил сугроб снега, который ещё не растаял.

      Через десять минут я закончил с отогревом и, почесывая левую ногу – поцарапал её о кустарник, – вернулся к ручью. Снова требовалось лезть в воду и заниматься уже стиркой. С этим я закончил за пятнадцать минут. Конечно, особо чистыми вещи не стали, но хоть одеваться можно без особого омерзения. Выжав и повесив их сушиться на ветки деревьев, я достал из кобуры пистолет и стал отмывать его от грязи, после чего принялся за сапоги. Требовалось