Как определить серийного убийцу. Из опыта сотрудника ФБР. Джон Дуглас

убийцы или насильника, представить, что думает тот или другой, совершая нападение, и, вспоминая свой пережитый страх, мог лучше понять случившееся с точки зрения жертвы.

      В то время как молодежь из кожи вон лезла, чтобы произвести как можно больше арестов, прожженные старики считали, что нет никакого смысла суетиться и раскачивать лодку, что хоть ты тресни – результат один, а инициатива хороша лишь в торговле. Поскольку нам настойчиво рекомендовали держаться подальше от конторы – пялиться в витрины или просиживать в парке штаны, в определенных агентурных кругах стало особенно популярным чтение «Уолл-стрит джорнал». Я же, как «факельщик», засел за докладную записку, в которой обосновывал поощрительную систему оплаты, выделяющую наиболее продуктивных агентов. И подал ее помощнику старшего специального агента (ПССА) Тому Нейли. Том вызвал меня в кабинет, закрыл дверь, взял со стола докладную записку и доброжелательно улыбнулся:

      – О чем вы тревожитесь, Джон? Получите вы Джи Эс-11,– он разорвал докладную пополам. – Потом Джи Эс-12, – докладная превратилась в четыре кусочка бумаги. – И Джи Эс-13 (классы государственных чиновников в США. – Прим. ред.), – докладная полетела в корзину для мусора. Том откровенно смеялся. – Так что, Дуглас, не надо раскачивать лодку.

      Через пятнадцать лет, когда со смерти Джона Эдгара Гувера прошло уже много времени и кое-что стало меняться, в ФБР все-таки ввели систему поощрительной оплаты. И при этом обошлись без моей помощи. Как-то майским вечером – точнее, в первую субботу после 17 мая (а почему я это запомнил, вскоре будет понятно), мы с Бобом Мак-Гонигелом и Джеком Кунстом сидели в баре, куда в последнее время часто наведывались. Бар был расположен напротив конторы и назывался «Гараж Джима». Играл рок-оркестр. Все мы чуточку перебрали пива. И в это время появилась красивая девушка с подругой. Она напомнила мне молодую Софи Лорен: в модном голубом коротком платье и высоченных сапогах чуть не до самых ягодиц.

      – Эй, голубенькая! – позвал я. – Иди-ка сюда! – и, к моему удивлению, она подошла.

      Ее звали Пэм Модика, что вызвало бурю шуток и подковырок.

      Оказывается, ей исполнился двадцать один год, и они с подругой решили отпраздновать официальное право употреблять спиртное. Девушка была в моем вкусе, а позже я выяснил, что и сам ей показался ничего, только нудноватым со своей короткой, согласно правительственным установлениям, стрижкой. Мы вывалились из «Джима» и всю ночь скакали из бара в бар.

      За следующую пару недель мы узнали друг друга лучше. Пэм жила в центре Детройта и окончила Першингскую школу, практически «черную», ту самую, в которой учился баскетбольный гений Элвин Хэйз. А в то время, когда мы с ней познакомились, посещала Восточно-мичиганский университет в Ипсиланти.

      Наши отношения развивались достаточно быстро, хотя и не без социальных потерь со стороны Пэм. Это случилось в 1971 году. Вьетнамская война все еще продолжалась, и недовольство ФБР в университетских городках принимало угрожающие масштабы. Многие подруги Пэм не желали с нами знаться, полагая, что я внедрен правительством