Песня о братьях. Алексей Порвин

и подножным хрустом,

      зовущим душу к бесконечной смене

      одежд, пропитанных библиотечной пылью;

      так, будто остротá осколочная знает

      всю уязвимость языка, но зверь не дрогнет,

      лицом белея, словно потолок.

*

      Охотники в свои движения впустили

      неотличимость от лесных теней:

      хозяйствуй в тишине, не нарушая

      сон смысла, утомлённого погоней,

      здесь прежние жильцы роняли чашки,

      осколки мелкие вне времени блестят

      в полночном небе, облакá восславив.

*

      Для отпечатка сапога солдату

      потребна масса, но к чему бряцать

      оружием бесплотным, если тело

      так незаметно перешло в игру

      теней и света, что рассветный мускул

      закатной коже силу сообщил?

*

      В деревьях – гул, похожий на моторный,

      когда решила бронетехника таиться:

      не разбудить бы тягу к миру, и снаряды

      врывались шепотом ночным, бесстыдным

      в былую обоюдность: спутали её

      с беспамятством спасаемой границы.

*

      Не имут веса – ни волна, ни омут:

      что помнится – останется в безличном

      глаголе, как в просвете меж стволами,

      где скрылся командир, цепляя ветви

      необщим флагом – до сих пор висят обрывки

      материи, которой можно лобовое протереть

      стечение прозрачности и мысли.

*

      По берегам ступали, говорили

      с невнятной глиной, проясняли быль —

      отряды, назначая целью действие простое:

      озёрным шелестом крыла

      расширить мышечную память.

*

      Снастей чурается и просит темноты —

      гудение токарного станка,

      осевшее в ладонях подростковых:

      частица объяснит любое чувство

      при помощи других таких же

      частиц, скопившихся у знанья на крючке,

      маячащих наживкой: захлебнуться нечем.

*

      Сердечный стук переходили вброд,

      стопой нащупывая омут неба,

      легчало тело, а словесное грузило,

      привешенное к леске горизонта,

      нежданным пеньем взрослым обернулось

      и повлекло к волне как форме бытия.

*

      Играли в страны, в континенты, в города —

      не так, как все: вдали от общих правил

      (где ночь производила мирную листву)

      стояли, означая лишь границу;

      один другому называл пароль

      на световом или другом молчании —

      так, словно клал свинец в нагрудные карманы.

      Ужели равнозначны берега – концу войны

      и физика вдохнёт всю нежность в губы?

*

      Подбитый танк пробоиной обнимет

      свои пустоты: гусеничный лязг,

      исписаны твои пластины

      словами лучших книг, молчанием столичным

      и вязью самых чистых нот:

      что значат звенья по отдельности?

*

      Волокна тканей камуфляжных стынут

      своей причастностью к сплетаемым лучам:

      в