Безнадежный пациент. Джек Андерсон

аботе: всего-то нужен листок бумаги и полчаса времени.

      Это моя седьмая попытка. Прошло три часа, на полу восемь исчерканных страниц. Теперь я осознаю, что рискнул бороться с чем-то, что гораздо сильнее меня. С сущностью, которая, как я думал, с годами почти исчезла, а на деле лишь затаилась в тени. И вот, вернувшись в прошлое, я вновь с ней столкнулся, и она грубо напомнила мне о своих истинных масштабах. Очередная попытка заканчивалась провалом. Я был в растерянности, однако понимал, что винить, кроме себя, некого.

      И лишь несколько минут назад, когда я уже подумывал бросить все к черту, мне пришел в голову новый подход. Мысль возникла из ниоткуда, сверкнула, словно искра волшебства в колдовском вареве недоумения и отчаяния, подсказав тот самый недостающий элемент, который мог бы сделать зелье прозрачным.

      К моему изумлению, идея сработала. Дело сразу пошло на лад. Ручка, медлившая над каждым словом, теперь выводила строчку за строчкой с уверенностью поезда, скользящего по рельсам. Знаете, в чем разница между этой и предыдущими семью попытками? На сей раз я решил обращаться непосредственно к тебе.

      Ненавижу говорить о себе. Скучные события, изложенные столь же скучным рассказчиком. Но всякий раз, когда, встречая меня вечером, ты спрашивала про мой день, я замечал, с каким неподдельным вниманием и благосклонностью ты слушаешь. Будто я непостижимым образом способен увлечь тебя так же, как ты меня. Благодаря тебе даже в самых моих обычных днях находились истории. Одно лишь твое присутствие непостижимым образом наполняло меня желанием о них поведать.

      Пожалуй, стоит начать с желтого бумажного квадрата. Вы наверняка такие видели. Седьмое июня, на часах скоро полночь. Я смотрю на желтый квадрат, который стоит в нашем доме на каминной полке, и меня придавливает странная тяжесть. Почти каждый вечер я сижу здесь, поникнув плечами, хрипло дыша и не сводя с бумажного квадрата красных заплаканных глаз.

      Я не могу его убрать, но и отвернуться не решаюсь. Мучительная безысходность приковала меня к дивану в нашей гостиной, и я сижу там, не в силах отвести глаза, одинокий и полный обиды.

      Я остаюсь в таком положении до тех пор, пока меня не одолевает спасительное забытье. Я ощущаю прикосновение прохладной итальянской кожи и с облегчением проваливаюсь в дремоту. Через мгновение я уже крепко сплю.

      Воздух прохладен и свеж. Ветерок легко касается рук и шеи. Франция. Воды озера Анси плещутся о борт небольшой учебной шлюпки. Я любуюсь божественно красивым зрелищем: ярко-синим небом и величественными облаками. Беспорядочно хлопает белый холщовый парус – неисправимый романтик, он откликается на любой порыв ветра, всякий раз надеясь, что это всерьез и надолго.

      – Помнишь, что ты сказал? – доносится до меня. – Когда я призналась, что меня не учили ходить под парусом?

      Я медленно выдыхаю, отрываюсь от созерцания неба и скольжу взглядом вдоль мачты, пока мои глаза не встречаются с твоими. Ты сидишь на носовой части и, глядя на меня с улыбкой, отвечаешь на свой же вопрос:

      – Ты сказал, что родители меня подвели.

      – Господи, – смущенно фыркаю я, стыдясь слов, которые ляпнул в молодости. – И это не заставило тебя бежать от меня подальше?

      – О нет, эффект получился прямо противоположный. Я решила, что моя миссия – заняться твоим образованием.

      – Любопытно, – смеюсь я. – И как, получилось?

      – А бог его знает, – хихикаешь ты, качая головой. – Спросишь, когда я закончу.

      Я налегаю на румпель, мы плавно поворачиваем вправо, ловя ветер, и наконец парус вздувается. Несколько недель я трудился не покладая рук, чтобы разгрести все дела и выкроить несколько драгоценных выходных. За редким исключением я ночевал прямо в офисе, ящик стола ломился от чистых рубашек, календарь пестрел от многочисленных напоминаний о встречах, назначенных на девять вечера. А я мечтал о том дне, когда мы соберем сумки и отправимся вместе на озеро Анси, и это станет наградой за все мои мучения.

      – Как ферма? – спрашиваю я, когда ты отворачиваешься от переднего паруса и смотришь на меня.

      – Посреди всего этого? – Ты обводишь рукой окружающий пейзаж. – Предлагаешь говорить о ферме?

      – Да. Как прошел твой последний рабочий день?

      – Ну… – задумываешься ты. – К нам приезжали две школы. Мы с детьми лепили из глины и рисовали. А некоторые из ребят захотели попробовать себя в пчеловодстве! Я была сражена наповал! Считается, что дети боятся пчел, но, по-моему, в половине случаев мы просто проецируем на них свои страхи. Ребята были в восторге от ульев! Колонии, мини-сообщество. Я предложила открыть кружок пчеловодства для средних классов. Кэрол, естественно, зарубила мою идею.

      – Мы не любим Кэрол, так?

      – Мы ее ненавидим. Именно она не разрешила своему ребенку ходить на гимнастику.

      – Точно, теперь вспомнил.

      – Ладно, это все мелочи, главное в другом…

      Я устраиваюсь поудобнее и любуюсь тобой, слушая рассказ, наслаждаюсь твоей манерой говорить. Как ты разрезаешь воздух ребром ладони, подчеркивая свои мысли.