Предлунные. Анна Каньтох

и на этот раз. Но с каждым днем ему все труднее становилось подавлять нарастающее ощущение кошмара.

      Во-первых, в комнате похолодало, стены уже не пульсировали теплом, и Даниэль, весь дрожа, спал под несколькими одеялами. Во-вторых, он заметил, что его постель слегка пахнет гнилью, даже свежая смена, которую принесла Саримель – будто она держала белье в сыром подвале, вместо того чтобы сушить его в более подходящем месте. В-третьих, в традиционном бульоне ощущалась уже не только сладковатая якобы курятина, но и еще какой-то неприятный привкус, будто суп был готов вот-вот прокиснуть.

      Раньше он этого не замечал – возможно, потому, что от обезболивающих таблеток притупились обоняние и вкусовые ощущения. Он утешал себя мыслью, что если до сих пор не заболел, то наверняка и дальше ничего с ним не случится – видимо, его организм как-то привык. Однако все это нисколько его не радовало, к тому же в углах золотой комнаты скопились слои пыли, а Саримель ходила в сером от грязи платье, и от нее часто пахло немытым телом.

      Даниэль пытался хоть как-то ее понять. Поддерживать чистоту в разрушенном городе наверняка было непросто, но неужели эта женщина не могла хотя бы иногда принять ванну и постирать одежду? Наконец дошло до того, что когда Саримель склонялась над ним, чтобы поправить подушку, Даниэль с отвращением отворачивался и морщил нос.

      «Главное – выздороветь, – убеждал он себя. – Когда смогу ходить, найду тех, кто лучше справляется в этих условиях. Наверняка ведь остались те, у кого еще есть горячая вода и доступ к свежей еде».

      А потом однажды утром Саримель принесла ему яблоко – большое, красное, сочное. И на вкус оно было превосходным, особенно после не слишком свежего бульона. Даниэль вгрызался в него с наслаждением, не обращая внимания на стекающий по подбородку сок. Он съел почти три четверти – больше не смог, так как яблоко оказалось чересчур велико. Остаток он положил на край кровати, а потом задремал. Часов у него не было, но он мог бы поклясться, что спал не дольше трех-четырех часов.

      Когда он проснулся и потянулся за яблоком, оно оказалось испорченным – не слегка побуревшим, чего он ожидал, но липким, расползающимся и изъеденным гнилью. Он с отвращением отшвырнул остатки яблока, и Саримель на него накричала, ругая за испачканный пол. А может, за то, что вместо того чтобы съесть все сразу, он потратил четверть впустую.

      Около полудня к Саримель пришел мужчина, которого Даниэль про себя называл «парнем с мечом». Он часто ее навещал, но оружие имел при себе редко. На этот раз он не только был вооружен, но также подошел к Даниэлю и, смеясь, приставил острие к его горлу. Панталекис, искоса глядя на сверкающий клинок, старался не пошевелиться, почти уверенный, что мужчина шутит. Почти.

      Саримель позвала гостя в соседнюю комнату. Какое-то время Даниэль прислушивался к доносившимся оттуда звукам – вполне недвусмысленным стонам, вызывавшим у него зависть и злость, поскольку он понимал, что самому ему еще долго придется ждать подобных удовольствий.