Инспекция. Число Ревекки. Оксана Кириллова

не давала. Чутье подсказывало Лидии, что желание убить старика родилось не здесь и не сейчас, но история эта тянулась из прошлого, которое неотступно преследовало измученную Валентину, готовую и на тюремное заключение, только бы положить конец чему-то, бывшему для нее непреложным и важным.

      Закинув вещи в отель, Лидия даже не стала разбирать их. Отказавшись и от обеда, она спешно приняла душ и вызвала водителя. До нужной деревни ехать предстояло несколько часов.

      Лидия замерла. Для городского уха, казалось, стояла полнейшая тишина, но это было ложное впечатление. В узкой неглубокой реке, протекавшей у леса, на перепадах журчала вода; над луговой травой, которая перемежалась полевыми цветами, монотонно и деловито выжужживали пчелы, выискивая бутоны помедовитее; где-то в деревьях за речкой протяжно крикнула птица и тотчас затрепыхались ветви, которые она всколыхнула. Лидия полной грудью вдохнула пряный воздух, пьянивший голову, и пробежалась взглядом вдоль горизонта. Вдали сочная молодая сурепка волнообразно золотила луг, где-то совершенно вытеснив зелень своим буйным желтым цветом, а местами лишь вкрапляя солнечные пятна там, где по осени ветер уронил семя. В желтом ковре тут и там мелькали белые крапины – это собирались в кучки ромашка и кашка белая, словно умелый художник небрежными мазками раскидал световые блики по луговому холсту. И все это волновалось на легком ветру, шумело, жужжало, дышало, жило… Лидия сорвала травинку и пожевала ее, продолжая разглядывать огромный сочный луг, с одной стороны окаймленный лесом, с другой – упирающийся в край деревни. Где-то там был нужный ей дом.

      Лидия вернулась в машину и кивнула водителю. Он снова завел мотор.

      Женщина смотрела на нее без опаски, но и приветливости во взгляде не было, скорее недоумение, смешанное со снисходительностью к человеческой глупости. Лидия тем временем рассматривала обстановку старого деревенского дома. На стене висели черно-белые фотопортреты – судя по тому, как они выцвели, сделаны они были много лет назад. Сама стена была оклеена обоями в крупный цветок – ни на одном из стыков не попали в рисунок, искривив и без того нелепые безвкусные цветы. Между окнами вплотную к стене стоял обеденный стол, покрытый вышитой скатертью и клеенкой поверх нее. На нем уже были две чайные чашки, пока пустые, и блюдце с карамелью и несколькими маковыми сушками.

      Наконец со свистом закипел чайник, и женщина молча исчезла на кухне. Вернувшись, она налила кипяток в чашки и добавила заварки. Лидия поблагодарила.

      – Не знаю, что тебе рассказать интересного. Ну, вернулась она тихая, пришибленная, глаза пустые. Мать говорила, все вокруг смеются, плачут от счастья, обнимаются, целуются, миру радуются, победе, а эта затравленная сидит, под ноги себе смотрит, каждого звука боится. В семье уж, грешным делом, решили, что умом она там, в лагерях, тронулась, но потом вроде пришла в себя, с девчоночкой своей наконец начала цацкаться, Катенькой, – это которая мать Вальки. Сама Катерина потом рано умерла, пришибло