Эльфийский бык – 2. Карина Демина

вам доброго дня, – Поржавский улыбнулся во всю ширь фарфоровых зубов. Те были ровны и белы, и этой излишней ровностью да чрезмерною белизной ввергали в трепет.

      Сам Кошкин стоматологов боялся прямо до дрожи.

      С детства.

      И глядя на слишком идеальные зубы потрогал левый нижний клык, который уж три дня как тихонько ныл, намекая, что некоторых встреч избежать нельзя.

      – Спешу вот поздравить… – сказал Поржавский и корзинку на стол поставил, аккурат меж квартальным отчетом, заявками на оборудование и еще какой-то донельзя важной ерундой.

      – С чем? – Кошкин покосился на корзинку с опаской.

      Что-то он, кажется, упустил.

      Не день рождения матушки… и не Ванькин вроде… и что тогда?

      – Со свадьбой вашей матушки… конечно, понимаю, что ввиду… некоторых особенностей князя свадьба прошла тайно…

      И подмигнул.

      У Кошкина нервно дернулся глаз, что Поржавский явно принял за ответное подмигивание, поскольку улыбка стала шире и радостней.

      – А…

      – Не волнуйтесь, Его императорское Величество осознают всю сложность ситуации и потому… сделают все возможное, чтобы сохранить репутацию Софьи Никитичны…

      Кошкин только и сумел, что кивнуть.

      Еще и император.

      Если Поржавского он бы послал с его домыслами, то… император?

      – А уж как Её императорское Величество обрадуется… надеюсь, когда вся эта история закончится, вы устроите настоящее торжество… все же редкий момент… объединение родов столь важных для Империи…

      – Каких? – поинтересовался Кошкин, вперившись взглядом в букет.

      Корзинка была изящною, из соломки. Над ней поднимали головы цветочки белые и большие, вида незнакомого – говоря по правде, знакомы Кошкину были розы и еще лилии он мог отличить, но больше по запаху – над ними покачивались другие цветочки, синенькие. И еще третьи, четвертые, сплошь незнакомые, но на диво изящные. Завершая композицию в разные стороны топорщилась трава.

      – Ну как же… – с легкою укоризной произнес князь. – Кошкины и Чесменовы… хотя, конечно… думаю, логичнее будет оставить двойную фамилию. Кошкина-Чесменова… или Чесменова-Кошкина. В любом случае, мои искренние поздравления…

      Чесменов.

      Стало быть, Чесменов… чтоб его…

      – Ах да… подарок я велел отправить на дом… конфиденциально.

      И удалился, оставив Кошкина наедине с цветами, мыслями и ноющим зубом. Правда, долго думать ему не позволили. Спустя минуту пиликнул селектор и секретарь осведомился:

      – Павел Иванович, а куда цветы девать?

      – Цветы?

      Кошкин встал из-за стола, снял корзинку, намереваясь оставить её где-нибудь в приемной… ну, матушка… или скорее Чесменов, зараза… придумал очередную аферу и матушку втянул.

      А теперь что?

      Чесменова-Кошкина…

      Какая, на хрен, Чесменова-Кошкина.

      – Вот… – Кошкин хотел было сказать, чтобы цветы поставили куда-нибудь, желательно за пределами кабинета, но так и замер.