Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека. Людовик Слимак

неопределенность природы как нашего, так и всех иных человечеств, с которыми мы разделяли планету на протяжении какого‑то времени.

      Представьте себе, что вы разглядываете пейзаж с высоты горной вершины. Вам кажется, что всю бесконечность, открывающуюся перед вами, можно охватить одним взглядом. Но вместе с тем пейзаж с такой высоты – это многочисленные далекие рельефы. Какими бы прекрасными они ни были, вы не увидите людей, которые там живут, различите лишь намек на деревенские улочки и не почувствуете вкус хлеба из невидимой вашему глазу булочной. С высоты далеко видно, но никого не встретишь. И не узнать, чем пахнет из того ресторанчика, и не потрогать текстуру камня на стене вон той церквушки. Но если приблизиться, можно различить причудливые повороты этих деревенских улочек, по которым сотни человеческих поколений носили свои надежды.

      Неужели мы действительно думаем, что у нас получится воскресить это исчезнувшее человечество, вызвать его душу, как в спиритическом сеансе? Бездарные чревовещатели из странной траурной игры кукольного театра!

      Но картину будто бы рисовал импрессионист. После 300 тысяч лет в оставшемся огромном пазле не хватает слишком много кусочков, и приходится прибегать к нашему воображению, чтобы достроить картину. Что‑то тут не так. Создание убегает от нас. Неандерталец однозначно остается загадкой. И те, кто сегодня верит в обратное, недостаточно или с поверхностным энтузиазмом порылись в этой грязи. Забавно, но исследователей, которые рассуждают о создании, условно можно разделить на две категории: те, которые уверены в его сути, и те, которые все еще сомневаются и ищут. Первая категория так ярко и громко заполняет научное медиапространство, что кажется большой. Вторая категория менее заметна, поскольку, когда сомневаешься, стараешься молчать и не выскакивать слишком рано. У этих молчаливых обычно грязные ногти, потому что они бесконечно скребут эту землю, чтобы допросить оставленные созданием предметы. Кем же все‑таки был этот чертов неандерталец?

      Как можно обсуждать неандертальца, если ты недостаточно долго бродил по его каменным убежищам и не откопал тысячи предметов, которые он бросил или спрятал в закоулках скал? Говорить о создании, не изучив его жизненное пространство, не держав его следа, как охотник, на протяжении десятилетий, – все равно что говорить ни о чем. Непосредственная добыча этих пещерных архивов на протяжении десятилетий – минимальное условие для того, чтобы иметь право хоть чуть‑чуть обоснованно высказываться об этом вымершем человечестве. Представлять себе, что можно сказать о нем что‑то дельное, повстречав его лишь в музейных коробках, – это, по‑моему, бессмысленно. Ни в его кремнях, ни в скелетах его добычи, ни даже в редких элементах его собственных останков нет смысла, если они заключены в коробки среди белых стен. Чтобы надеяться зачерпнуть хоть немного этого смысла, надо как следует потереться о стены пещер. Походить в поисках него по заросшим дорожкам. Если же