Змеи и виртуозы. Сав Миллер

тебя есть мысли о том, чем заняться, да?

      Голова моя непроизвольно поворачивается.

      Его челюсти сжимаются.

      – Ты хочешь сделать татуировку, верно?

      Я киваю, чувствуя, как сдавливает горло.

      – Тогда сделай эту чертову татуировку и перестань придумывать поводы, ангел. Сегодня вечером можешь делать все, что захочешь.

      Я едва успеваю остановить себя, чтобы не сказать, что я хочу одного, а получаю другое, – со мной чаще всего так.

      В груди внезапно вспыхивает желание, которого не ощущала раньше, я неотрывно смотрю на него, когда он отворачивается и проводит рукой по волосам.

      Интересно было бы почувствовать его прикосновение к моей коже. Ласковые, запоминающиеся, приятные.

      Мои губы еще помнят его, воспоминания скользят вниз к пупку. Потираю ноги друг о друга, надеясь избавиться от напряжения. В животе все неожиданно скручивается, когда до меня доходит, что это фантазии, которым не суждено стать реальностью, что бы он ни говорил.

      Эйден и я – мы два разных мира, которым не соединиться. Он заслуживает большего чем то, как на него повлияет мой.

      Появляется администратор со стрижкой пикси, с двумя папками-планшетами, активно жующая жвачку. Одну папку она отдает мне, сверху кладет ручку и поворачивается к Эйдену.

      – Ты уже был здесь раньше, – говорит она, склонив голову набок, будто только его узнала.

      – Бываю каждый раз, когда приезжаю в город. Нигде не найдешь столько страсти, как у Джио.

      Я краснею, а девушка смотрит на него и проводит кончиком языка по пирсингу на верхней губе, а потом смотрит на меня с сомнением.

      – С татуировками не так.

      Развернувшись на каблуках, она уносит вторую папку-планшет, а я сажусь у окна заполнять анкету.

      Эйден стоит поодаль и смотрит сквозь стекло за моей спиной, будто кто-то может заглянуть и увидеть его.

      – Раньше у меня были все твои альбомы, – говорю я, когда начинает давить тишина. – Долгое время моим любимым был «Усилие Геракла».

      Одна из его бровей приподнимается.

      – Да? Почему-то по твоему поведению я бы не сказал, что ты моя фанатка.

      – Я и не фанатка.

      – Ой.

      Резко вскидываю голову, глаза расширяются. Он прижимает ладонь к груди, губы растягиваются в улыбке. Боже, опять эта улыбка. Опуская взгляд на цепочку на его шее, я краснею.

      – Я ничего плохого не имела в виду, просто… я, наверное, тебя переросла.

      Он фыркает:

      – Ты вредна для мужского эго.

      Упираюсь языком в стенку щеки, прокручиваю в голове слова, пытаясь отфильтровать и решить, что говорить дальше.

      Хочу спросить, что его вдохновляет на создание песен, есть ли причина их мифологической направленности, может, он слишком проникся тем, что публика часто называет его современным Орфеем?

      Я хочу спросить, трудно ли быть талантливым, находиться постоянно под пристальным вниманием. Мне сложно понять, как в жизни под микроскопом может найтись место для творчества.

      Продумываю