Безмолвный Крик. Саша Хеллмейстер

засипела. Под маской убийца понимающе усмехнулся.

      Меня никто не услышит. Помощь не придёт. Этот дом станет моей могилой, потому что смерть стоит напротив. Он как сама неизбежность, неотвратимость судьбы, насмешка очень злого рока и очень короткой судьбы. Моя жизнь принадлежит ему, хочу я того или нет. И неважно, что было до него, ведь после не будет ничего.

      Он шагнул ко мне, одной рукой схватил оба запястья и рывком поднял с пола. Я застонала от боли в плечевых мышцах, но стон быстро перешёл в рыдания, когда он встряхнул меня и с размаху вжал спиной в стену. Сверху убийца навалился на меня бедром и коленом, поднял руки – свою и мои – над головой. Мне под грудь он положил холодный нож и склонился так низко, что я слышала через маску его тихое дыхание.

      Как это будет? Быстро или мучительно? Он будет издеваться перед тем, как всё кончится? Ходили слухи, что друзьям Кейси вырезали глаза и отрезали языки. Я жалко заплакала, отвернув лицо от чудовищной маски. Но он молча отнял нож от груди и приподнял лезвием мой подбородок так, чтобы я посмотрела в его маску.

      Он тоже отрежет мне язык? Изнасилует перед смертью? На что он пойдёт? И к чему мне готовиться?

      Никогда никто не хотел жить сильнее, чем я в тот момент. Я готова была буквально на всё, лишь бы меня отпустили и пощадили. Я готова была умолять его. Предложила бы всё, чего он только захочет. Эти торги со смертью не кончатся ничем хорошим, потому что он был наделён властью и пришёл сюда не чтобы жалеть, а чтобы карать. И всё же из моего горла вырвался плач:

      – Пожалуйста. Не нужно.

      Он, наверное, был очень жалок, потому что убийца словно в насмешке склонил голову сначала на один бок, затем – на другой. Он смотрел на меня всё так же пристально, не отнимая от подбородка ножа. А затем опустил острие лезвия и играючи поддел им бретельку моей майки, но не разрезал.

      – Пожалуйста… – повторила я, не надеясь на его милосердие.

      Губы дрожали, я забыла, как дышать, а голову сдавило до сокрушительной судороги. Спасительная тьма, приди! Пусть упаду без сознания, пусть он ударит меня по голове, пусть не увижу, не почувствую ничего! Я не хотела смотреть туда, где страшно, но он меня заставлял. Он сдвинул нож ниже и оттянул лезвием ткань топа с моей груди вниз, обнажая ложбинку. Каждый нерв в моём теле обострился. Все ощущения стали такими яркими, что его прикосновения отдавались вибрирующей дрожью в животе и позвоночнике.

      – Пожалуйста, – прошептала я, – не надо.

      Всё ещё держа нож, той же рукой в перчатке он коснулся моей щеки и костяшками пальцев вытер слёзы, тоже чёрные из-за следов от растёкшейся туши. Убийца хотел, чтобы я смотрела на него. И мне пришлось покориться.

      – Знаешь, как потрошить человека правильно? – шепнул он, навалившись сверху всей тяжестью своего тела поверх моего.

      Я хотела бы плюнуть ему в лицо или презрительно бросить: «Пошёл ты!», – но вместо того слабо и послушно покачала головой. Это была его игра, и я в неё играла, чтобы выкроить лишнее мгновение жизни.

      Он