Круть. Виктор Пелевин

праведников.

      – Вот как.

      – Да. Поэтому присутствие монахов и подвижников духа, да и просто добрых людей в нашем мире важно именно для нечестивцев. Праведники и есть те скрепы, ради которых Бог терпит наш мир и позволяет ему существовать. Представьте насильника, охваченного ненавистью, злобой и похотью. Очень скоро он встретится с полицейской пулей. А вот если в нем просыпаются сострадание и любовь, да хотя бы страх Божий, наступает…

      – Шизофрения, – буркнул я.

      – Нет. Неустойчивое равновесие бытия. Праведники молятся за презирающий их мир – и спасают его изо дня в день. Вы не представляете, мой друг, насколько могущественна молитва.

      Я сделал вежливый жест, давая понять, что желаю баночному престолу всяческих удач на всех направлениях.

      – Маркус немного простоват, – сказал Ломас, – но это идеальный оперативник. У него лучшие результаты по отделу на семи последних кейсах.

      – Я помню только два, – признался я честно. Ломас улыбнулся.

      – Контролируемое каше оперативной памяти – гарантия приватности. Можете не опасаться утечек, мать Люцилия.

      Мамская нунция с сомнением поглядела на меня, потом на Ломаса.

      – Он точно все забудет?

      – Точно, – подтвердил Ломас. – Это часть его работы – забывать. Опасаться нечего. Говорите как со мной.

      – Хорошо, – сказала мать Люцилия. – Сейчас я повторю то, что уже изложила епископу Ломасу неделю назад.

      – Я весь внимание.

      – Как я упоминала, я курирую связи с нулевым таером. Помимо внутрицерковных дел это означает также, что я занимаюсь контактами духовного мира с поверхностью планеты. Именно здесь таятся многие опасности, о которых обычный человек даже не подозревает.

      Я хотел пошутить, но удержался. Блаженны слушающие и помалкивающие.

      – Вы справедливо заметили, – продолжала мать Люцилия, – что у баночного престола сохраняется все меньше связей с миром плоти.

      Процесс этот, увы, столь же объективен, сколь прискорбен. Но тем крепче наша связь с миром духа.

      Я вспомнил, что в Добром Государстве значительная часть граждан считает Ватикан главной цитаделью мировой ваты (так регулярно намекает конспирологический канал «Ватинформ»), и мне потребовалось усилие, чтобы сохранить на лице серьезно-благочестивую гримасу.

      – Некоторые теологи, – продолжала мать Люцилия, – говорят, что христианство прошло три диалектические стадии развития – катакомбную, наземную и баночную. Баночный этап – наивысший в духовном отношении. А в физическом измерении мы теперь спустились гораздо ниже катакомб. Моя банка, например, находится на глубине почти в километр.

      – Какой у вас таер? – спросил я.

      Ломас сделал круглые глаза, что означало «заткнись уже, Маркус», но было поздно. Такие вопросы среди баночников задавать не принято – но меня отчасти извиняло то, что мамская нунция сама подняла эту тему.

      – Пятый, – поджав губы, промолвила мать Люцилия.

      – Благослови вас господь, – сказал Ломас. – Какое