Туда, где нас нет. Алексей Винокуров

и восстановится великая русская литература». Ну, вот вам, солженицынская правда восстановлена. А где, скажите, великая русская литература? Петрушевская, что ли – великая русская литература? Или, может быть, Эдуард Лимонов – не к столу будь помянут?

      Теперь я, пользуясь его слабым положением, строго отчитывал этого современного Прометея.

      – Ну, как тебе не совестно? – говорил я. – Как в твоем уме сочетается Солженицын и какие-то ссадины? Ведь это же оксюморон!

      – Прыщи не пройдут! – слабо выкрикнул он, волоча ноги.

      Я взял его покрепче под руку, и мы стали спускаться в подземный переход.

      – Чего же ты хочешь? – сказал я. – С чем борешься? Ведь эта реклама совсем для других людей делалась, для другой страны.

      – Знаю я эту страну, – процедил он, кривя рот. – Страна геев и лесбиянок.

      – Ты неправ, – заметил я. – В этой стране можно стать не только геем…

      – Но и лесбиянкой! – захохотал он.

      – Но и президентом, – докончил я. – Это единственная в мире нация, где людей объединяет общая мечта – разве это плохо?

      – Американская мечта! – желчно крикнул он. – Плевал я на вашу мечту! Холифилд с Тайсоном друг другу морду начистили – вот оно, воплощение вашей вонючей мечты. Мечта – это когда один старый, глупый, никому не нужный негр набил морду молодому, глупому, но тоже никому не нужному соплеменнику – вот это и есть их мечта. Да, за это стоило жить и бороться! Вот для чего обживались бескрайние пространства, и была война за независимость!

      – Американская культура не исчерпывается Холифилдом и Тайсоном, – оборвал его я. – У них есть еще Мохаммед Али и Шугар Рэй Леонард. А кроме того, Майкл Джексон и Жан Клод Ван Дамм…

      Но он уже не слушал меня и не обращал внимание на перечисляемых деятелей культуры. Он сбился с мысли и вдруг забормотал о каких-то похоронах.

      – О чем ты, – сказал я. – Какие еще похороны?

      – Позавчера умер Леня Ванин, – толковал Петя.

      – Кто этот Леня Ванин?

      – Поэт. Собственно, как поэт он был говно, зато человек хороший. Жалко, умер. Поэтов хороших сейчас как мух навозных развелось, а хороших людей днем с огнем не сыщешь. Пойдем, помянем покойничка? Он меня на похороны приглашал.

      – Как это – приглашал? – я почувствовал, что теряю разум.

      – Ну так, еще когда живой был. Сказал, что если я умру первый, он придет ко мне на похороны, А если наоборот, то я чтобы к нему приходил.

      – Не знаю, удобно ли выйдет? – засомневался я. – Меня же он не приглашал.

      – Так ты же со мной…

      И он, взбодрясь, потащил меня на Николо-Архангельское кладбище.

      Похороны были бедные, по третьему разряду. Помимо вдовы и нескольких друзей и сослуживцев был еще какой-то третий секретарь правления СП. Он долго говорил о том, какой мощный творческий гений был потушен коварной рукою смерти в самом расцвете и как черным покрывалом скорби покрылась вся многонациональная