Белые искры снега. Анна Джейн

сказала я, отрывая взгляд от жемчужной нитки на ее шее и поднимая его к ее светлым глазам-хамелеонам, умело накрашенным и спокойным. – Здорово, что вы так поступили. Но…

      – Но?

      – Не поймите неправильно. Но как я могу точно знать, что вы говорите правду? – спросила я, выпуская мучающее меня недоверие наружу. Один голос в моей голове – звонкий, чистый счастливо кричал о том, как здорово, что у меня теперь есть настоящая крестная, а другой – похожий на шорох гравия, тихо, но настойчиво, с паузами и лукавой интонацией говорил: «Ты не должна доверять незнакомым людям. Кто она такая и что она от тебя хочет? А если это ловушка?» И я не знала, какой из голосов прав.

      – Мне нравится то, что ты осмотрительна, – отозвалась Матильда, которая словно ждала этого вопроса. Она совершенно не обиделась, чего я, кстати, боялась. – Простодушие и доверчивость – первая ступень на пути к большим проблемам. – Она отпила из чашки. – Тебя успокоили бы доказательства?

      Я непонимающе взглянула на нее и медленно кивнула.

      – Когда ты попала в дом отца, у тебя была женская серебряная подвеска с гранатом, кажется.

      Я с изумлением взглянула на женщину. Она была. Няне сказали выкинуть ее, но она оставила ее – для меня, чтобы спустя несколько лет вручить. А еще несколько лет спустя ее забрали.

      – Она принадлежала твоей матери. Помнишь? Должна помнить.

      – Помню, – сказала я. В душе все кричало и смеялось.

      – Я принесу тебе ее фотографии. Надеюсь, они еще больше убедят тебя в том, что мои слова – не ложь, и я действительно прихожусь тебе крестной.

      В щеки впились сотни крохотных иголочек волнения.

      – Я никогда не видела ее фотографий, – я кинула злой взгляд в стену. – Они не показывали мне их.

      Все, что я знала – имя и то, что ее не стало почти сразу после моего рождения, из-за аварии.

      – Даже так? – удивилась Матильда. – Значит, увидишь впервые.

      – А почему… почему вы не принесли их сегодня?

      – Чтобы ты пришла ко мне во второй раз, – было мне ответом.

      – И вы расскажете мне про маму? – почти потребовала я, понимая, что наглею. Но наглость появлялась из-за страха. – Они ненавидели Екатерину, ничего никогда не говорили про нее.

      – Екатерину? – переспросила крестная.

      – Ну, маму, – пояснила я с непонятным учащенным дыханием. Почему она переспрашивает? Что-то не так?

      – А, да. Екатерина. Я так давно не слышала ее имени, – отозвалась Матильда и вздохнула. – Ее нет с нами чуть больше двадцати лет. А я привыкла называть ее просто Катька… Настя, кто бы мог подумать, что ее будут звать Екатериной. Мы жили в соседних домах, общались с подросткового возраста, – пояснила она мне. – И называли друг друга по фамилии. – Она улыбнулась какому-то воспоминанию.

      – И какая у нее была фамилия? У нее остались родственники? А что