Рогора. Ярость обреченных. Роман Злотников

и…

      – Передай мою благодарность Софии, но я не голодна. – Бархатный, обволакивающий голос княгини под стать ей – чудо как хорош.

      – Госпожа… – В голосе Барыси слышатся растерянность и недоумение. – Но королева…

      – Если королева, – в интонациях княгини прорезался металл, – рассчитывает на мою компанию и дружбу, пусть выполнит свое обещание. Я хочу видеться с сыном – и чаще, чем раз в неделю!

      Последняя фраза произнесена уже с надрывом, с плохо скрываемым гневом – но какого же… Она называет королеву по имени. Просто по имени!!! Да с ума сойти, это же нарушение придворного этикета!

      – Я передам ваш ответ королеве. – Вновь легкий, не лишенный изящества поклон.

      – Ступай…

      Легкая усталость, небрежное «ступай», произнесенное госпожой не иначе как служанке – а ведь Барыся из семьи богатейших магнатов восточного гетманства, Острогских! Да, великая княгиня воистину удивительная женщина, не собирающаяся мириться ни с какими авторитетами…

      Я не удержал тяжелый, протяжный вздох. Лейра (пусть хотя бы в мыслях я буду называть ее Лейрой, без титулов!) без всякого интереса мазнула по мне взглядом своих невероятно глубоких карих глаз и вновь отвернулась.

      Именно это равнодушие вдруг вызвало во мне вспышку боли и гнева, и я, не ожидая от себя ничего подобного, сделал шаг вперед.

      – Необдуманно отказывать королеве. Вы…

      – Пленница?!

      Лейра вновь посмотрела на меня, но в этот раз далеко не равнодушно: в ее глазах плескался едва сдерживаемый гнев.

      – Нет, – со вздохом ответил я, – но вы гостья, и невежливо…

      Меня прервал звонкий, пусть и мелодичный, но какой-то злой хохот женщины.

      – Гостья? Гостья?! В гости не забирают силой и не отнимают детей! Гостей не держат при себе, желая через них управлять, жизнью и смертью гостей не шантажируют их любимых! Я пленница!

      В гневе Лейра отшвырнула книгу. Но… Как же она хороша! Чуть влажные губы приоткрыты, грудь тяжело вздымается в лифе, глаза сверкают… Неожиданно их выражение сменилось с гневного на ехидное.

      – А вам говорили, гвардеец, – в ее голосе слышится ядовитая язвительность, – что так смотреть на пленниц королевы и в принципе на чужих жен не особенно-то и «обдуманно»? А, скорее, даже небезопасно?!

      Как?! Как я позволил ей прочитать мои чувства?! Залившись краской, стыдливо опускаю взгляд – но та же злость, что толкнула меня заговорить с ней, вновь полыхнула в груди.

      – Что же, в таком случае вы также можете считать меня пленником. Пленником чувств, кои могу выдать лишь выражением лица, но никак не говорить о них вслух.

      Открытый взгляд в глаза – и через пару секунд черты лица княгини разгладились, а маска ехидства пропала с ее лица.

      – А вы не трус, гвардеец… Так почему болтаетесь при королевском дворе на чужбине, а не боретесь с врагом, который топчет вашу Родину?

      Вопрос сбил меня с толку,