Морская инквизиция: Штормовой предел. Алексей Птица

и Эмелин, и Эллен весьма настороженно отнеслись к ней. Зато потом, когда поняли, что Мерседес не заинтересовалась холодным красавцем, перестали стесняться и сдерживать себя.

      – А к тебе барон Пьер фон Врошек ещё не подходил?

      – Подходил.

      – И что говорил?

      – Говорил, что очень приятно познакомиться с такой элегантной магессой, да ещё и столь сильным магом огня.

      – Ммм, и всё?

      – Нет, конечно. Он много рассказывал о своём небольшом поместье, а потом переключился на замок фон Крацлау и долго, и нудно объяснял, насколько замок большой и величественный.

      – И всё?

      – Да что ты заладила, Эмелина: «И всё! И всё!» – передразнила подругу высунутым языком Мерседес. – Я же тебе говорила, что не всё. Ты что, не знаешь, что большинство юношей рассказывают кучу небылиц, думая, что чем больше они их расскажут, тем сладостней на сердце будет у девицы.

      Мерседес громко и забавно фыркнула, показав всё своё презрение к подобным мыслям. Обе девушки громко рассмеялись, одобряя Мерседес.

      – Так вот, он начал рассказывать о замке, потом о владельце этого замка – престарелом герцоге. И когда я уже устала слушать бредни про охотничьих собак и породистых рысаках в конюшне, как Пьер фон Врошек вдруг переключился на рассказы о старшем сыне герцога.

      Я даже не сразу сообразила, что речь шла обо всем нам известном Себастьяне. И такой он искусный маг, и такой мужественный, и сильный, и влиятельный, и могущественный. Прямо, ах! – Мерседес прижала ладошки к своим щекам и быстро-быстро захлопала ресницами. – Но при этом он очень гордый.

      – И что?

      – А ничего! Он что, думал, что я брошусь к ногам Себастьяна фон Крацлау и буду умолять его обратить своё гордое внимание на дочь средней руки графа? Вот ещё! – Мерседес фыркнула, как рассерженная кошка.

      – Да, я всего лишь виконтесса сейчас, но мой жених – граф. Я буду графиней и без того, чтобы ползать на коленях перед наглецом (дети получали титул на ступень ниже родителя, если это только не старший сын).

      – Ну, ты даёшь, Мерседес! Ты такая решительная! Ты такая смелая! Ты такая неразборчивая и глупая! – съязвила Эллен.

      – Да, я такая! – гордо выпрямилась Мерседес. Потом до неё дошла последняя фраза, сказанная Эллен. – Что ты сказала?

      Тут не выдержав, прыснула смехом Эмелина.

      – Ой, я не могу, на коленях ползать, ой, не могу. Ну, ты и дура, Мерседес.

      – Я дура?! – вспылила Мерседес.

      – Нет, не ты, а та, которая всерьёз заявляет об очевидных вещах. Или ты думаешь, что и мы бы ползали на коленях перед этим напыщенным индюком?

      – А?! О?! – Мерседес опешила от такой сильной отповеди.

      – Да, начнём с того, что для этого Себастьяна гораздо ближе Пьер, чем ты. Ему вообще больше нравятся юноши, чем девушки. Он, конечно, это тщательно скрывает, но на каждый роток не накинешь платок. Его видели целующимся с…

      – С Пьером?

      – Нет, не с Пьером. Пьер у него что-то вроде оруженосца на побегушках,