Пушкин. Тридцатые годы. В. М. Есипов (Вогман)

жену часто в пир зовут.

      А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своем тошнит» (15, 33).

      Приведенные в письме строки взяты из записи народных песен, которая была осуществлена Пушкиным во время Михайловской ссылки, а именно из песни 4:

      Как за церковью, за немецкою,

      Добрый молодец Богу молится:

      Как не дай Боже хорошу жену, –

      Хорошу жену в честной пир зовут,

      Меня молодца не примолвили[162].

      Мою жену – в новы саночки,

      Меня молодца – на запяточки.

      Мою жену – на широкий двор,

      Меня молодца – за вороточки.

      Но дело в том, что такой песни не удается обнаружить ни в одной другой из существовавших в пушкинское время записей русских народных песен. Сомнение в подлинности песни высказывал еще первый биограф Пушкина П. В. Анненков. Но обосновал и развил эту догадку Анненкова поэт Валентин Берестов (1928–1998). Он справедливо заметил, что немецкой церкви и близко не было в окрестностях села Михайловского и трудно себе представить, чтобы такую песню пели на ярмарке в Святых Горах. А в Петербурге Пушкины жили на Мойке именно за немецкой (лютеранской) церковью. По утверждению Берестова, Пушкин спрятал собственное стихотворение, написанное в народном духе, среди записей действительно народных песен. И отразилась в этих его стихах, написанных с горечью, ситуация его семейной жизни, омрачаемой ухаживанием царя за его красавицей женой.

      Тема эта, к несчастью для Пушкина, будет иметь продолжение и в дальнейшем.

      Все эти события 1832 года: выговор за стихотворение «Анчар», закрытие журнала «Европеец», противодействие власти созданию собственного печатного издания и, наконец, ухаживание царя за Натальей Николаевной – заставляют Пушкина по-новому увидеть свои отношения с царем. Период обольщения Николаем I, начавшийся со встречи во дворце Чудова монастыря 8 сентября 1826 года, постепенно уступает место трезвому осознанию своего действительного положения.

      Пожалование в камер-юнкеры и «История Пугачевского бунта»

      Но работа по поиску материалов для написания истории Петра I продолжается. На Масленицу (16 февраля 1833 года) Пушкин «улучает» момент, чтобы поговорить с Николаем I о привлечении Погодина к своей работе в архивах, потому что, как он заявляет царю, одному с таким количеством документов справиться невозможно. Об этом разговоре Пушкин сообщает Погодину письмом от 5 марта 1833 года (15, 53).

      Однако уже летом, поглощенный новым творческим замыслом, он решает прервать работу в архивах, чтобы посетить Казань и Оренбург, о чем извещает Бенкендорфа письмом от 22 июля (15, 69). Новый замысел – история пугачевщины, возникший у Пушкина еще в пору работы над «Дубровским». Именно в связи с этим 6 февраля 1833 года работа над романом прерывается, и он остается неоконченным.

      При этом тема частного лица, отдельного человека, стремящегося во что бы то ни стало защитить

162

Не пригласили.