Услышать сердце. Алексей Волков

и движений сильно изменили ее тело – плечи узкие, руки худые, жилистые, но торс ее смотрелся скорее единой массой, без прорисовки отдельных мышц, как у Сереги. Кисти рук были совсем небольшие, но видно было, что пальцы сильные, цепкие, тренированные.

      И все же некоторое изящество оставалось в этих пальцах. Такие руки бывают у ювелиров, огранщиков, иногда у музыкантов. Живот у нее был впалый, пресс выделялся, но, конечно, не так, как у Сереги. Ягодицы были практически плоскими, а ноги костлявые, с торчащими коленными чашечками и выпирающими суставами ступней. Но все это было заметно, если кто-нибудь захотел приглядеться к Вике повнимательнее.

      Двум другим обитателям дома это было делать совершенно ни к чему, они были заняты своей жизнью и ничего вокруг не замечали. Вика тоже старалась их не замечать. Незнакомые люди, как правило, видели в этой девушке спортивного парня, только немного угловатого, с нервными движениями. Черт их разберет этих спортсменов, так ведь? Обколются допингами своими… Лучше подальше от них держаться. Так все окружающие и поступали. И Вику это совершенно устраивало. Весь ее внешний вид, недобрый взгляд исподлобья, полное отсутствие мимики лица не способствовали контактам в обществе. Даже развязные гопники, болтающиеся по вечерам на станционной площади, избегали стрелять у Вики сигаретку, когда она возвращалась домой из Москвы со спортивной сумкой через плечо. Было в ее облике что-то такое, что отталкивало даже самых пьяных и наглых. Такая долго препираться или мямлить не будет. Пырнет ножичком – и пойдет себе спокойно дальше. Нож Вика с собой действительно носила. На поясе, на ремне, у нее был так называемый тычковый нож в пластиковых ножнах. Оружие страшно опасное, а если ударить в шею, то просто смертельное. Но при этом его никак нельзя было квалифицировать как холодное оружие. Да, сейчас никто бы не смог узнать в Вике ту девушку, что училась на параллельном курсе с Машей, но не на скрипача, а на пианиста. Никто бы не мог угадать уже в ее чертах ту любимицу профессора Зуева, того самого, от которого выбегали с экзаменов в слезах. Это ей он однажды сказал:

      – Пальцы сильные. Далеко пойдешь, если лениться не будешь. Я такие пальцы только у Рихтера видел, пожалуй.

      Она и пошла, но никто бы тогда не мог предположить, куда приведет дорога. И меньше всех она сама. После окончания Гнесинки она даже немного выступала. Пригласили в Колонный зал, на конкурс молодых исполнителей. Готовилась как сумасшедшая, мать очень переживала, что дело кончится нервным срывом. Поджав губы, нахмурив брови, буквально сутками играла, забыв про пищу и сон. Дали второе место. Она не расстроилась, знала, что таким юным и совершенно еще не известным первых не дают. Но поняла, что ее оценили. Это было тогда главным. Вика узнала себе цену, и иногда ей самой становилось страшно от того, какая огромная работа ей предстоит. «Хорошо темперированный клавир» могла сыграть весь наизусть, с закрытыми глазами, на четверть такта быстрее, чем было принято. Так она чувствовала. Так понимала Баха. Ее доводили