451 градус по Фаренгейту. Рэй Брэдбери

так вот, – начала Кларисса, – мне семнадцать лет, и я сумасшедшая. Мой дядя уверяет, что и то и другое неразрывно связано. И еще он говорит: если тебя спросят, сколько тебе лет, то всегда отвечай, что тебе семнадцать и ты сумасшедшая. А хорошо гулять ночью, правда? Обожаю смотреть на мир, вдыхать его запахи. Иногда я брожу до самого утра, чтобы встретить восход солнца.

      Некоторое время они шагали молча. Потом она задумчиво произнесла:

      – Вы знаете, я совсем вас не боюсь.

      – Почему, собственно, вы должны меня бояться? – удивился он.

      – Но многие же боятся. То есть, я хочу сказать, не вас, а вообще пожарных. Ведь вы просто-напросто обыкновенный человек, в конце-то концов…

      В ее глазах он увидел себя, висящего в двух сверкающих капельках ясной воды, темного и крохотного, но тем не менее различимого во всех мельчайших подробностях, вплоть до складок в уголках рта, словно глаза эти были двумя чудесными кусочками фиолетового янтаря, в которых он мог застыть и навсегда сохраниться в целости и сохранности. Обращенное сейчас к нему лицо было хрупким молочно-белым кристаллом, из которого исходило мягкое ровное свечение. Оно не имело ничего общего с истеричным электрическим светом, но с чем же тогда его можно было сравнить? Он понял: с мерцанием свечи, странно успокаивающим и удивительно нежным. Когда-то – он был еще ребенком – у них в доме отключили свет, и матери удалось отыскать последнюю свечу; она зажгла ее, и за этот короткий час совершилось поразительное открытие: пространство потеряло всю свою огромность и уютно сомкнулось вокруг них, вокруг матери и сына, преображенных и мечтающих лишь о том, чтобы электричество не загоралось как можно дольше…

      Неожиданно Кларисса Макклеллан сказала:

      – Можно задать вам вопрос? Вы давно работаете пожарным?

      – С тех пор, как мне исполнилось двадцать. Вот уже десять лет.

      – А вы хоть раз читали те книги, которые сжигаете?

      Он рассмеялся:

      – Но это же запрещено законом!

      – Да-да, конечно.

      – В нашей работе есть свои тонкости. В понедельник сжигаешь По, во вторник – Войнич, в четверг – Честертона, сжигаешь их до пепла, потом сжигаешь пепел. Таков наш официальный девиз.

      Они прошли еще немного, и девушка спросила:

      – А это правда, что когда-то давно пожарные тушили пожары вместо того, чтобы их разжигать?

      – Нет. Дома всегда были огнеупорными, можете мне поверить.

      – Странно. Я как-то слышала, что было такое время, когда дома загорались из-за всяких несчастных случаев, и приходилось вызывать пожарных, чтобы остановить пламя.

      Он рассмеялся.

      Девушка бросила на него быстрый взгляд.

      – Почему вы смеетесь?

      – Не знаю, – снова засмеялся он и тут же осекся. – А что?

      – Вы смеетесь, хотя я не говорю ничего смешного, и отвечаете на все мои вопросы мгновенно. Ни разу даже не задумались над тем, что я спрашиваю.

      Монтаг остановился.

      – А вы и на самом деле очень странная, – произнес он, глядя на Клариссу в упор. – У