KGBT+ (КГБТ+). Виктор Пелевин

что это был своего рода лечебный косплей, разработанный для якудз лучшими баночными психотерапевтами. Он стал любимым способом бывших гангстеров уйти от последствий своего жестокого прошлого.

      Женские гормоны оказались эффективнее любых транквилизаторов, а память о пролитой крови сделалась просто воспоминанием об обычном женском недомогании (как говорили терапевты, подсознательный архив памяти нельзя стереть, не разрушив личность, но можно переместить в шкаф с другой биркой).

      Хитрый способ обмануть судьбу и карму. Стать стрекозой и освободиться от ответственности за совершенные личинкой убийства.

      Якудзы помогли мне накопить денег на банку, и теперь из верности клану я стал их дружком. Поскольку в прошлом я не был жестоким убийцей, я мог остаться мальчиком и в новом счастливом мире. Но это оказалось довольно утомительной работой, потому что девочек-якудз в нашем клане было много, а мальчик один.

      Кира была доброй и покладистой девочкой – всерьез она обижалась только на слово «оябун». Но во всем, что касалось земных дел, она осталась прежним гангстером, и описанная ею поездка в автомастерскую относилась к категории «business as usual». Просто этот бизнес стал теперь игрой.

      – Как прошло твое путешествие, Сасаки? – спросила Кира. – Мы с девчонками думаем, может, нам тоже попробовать?

      – Это отдельный долгий разговор, – сказал я.

      – Он обязательно у нас будет, – улыбнулась Кира. – Ты все-все нам расскажешь, Сасаки. А сегодня приглашаем тебя на ужин в честь твоего возвращения. Мы очень соскучились…

      Ее рука опустилась на мой живот и поползла ниже. Я вздрогнул и сел.

      Кира звонко засмеялась.

      – Ты совсем от нас отвык.

      – Нет, – сказал я, – ничего подобного. Просто…

      – Что?

      – Просто я буду помнить свое путешествие в подробностях всего пару дней. И я хотел бы успеть записать его на память. Как только закончу, я…

      – Ты дашь нам все прочесть, – сказала Кира, убирая руку, и на ее переносице на секунду возникла грустная морщинка. – Ты нашел то, что искал?

      – А что я искал?

      – Я не знаю, – ответила Кира. – Ты в последнее время стал тревожиться, что упустил в жизни самое главное. Или оставил его где-то в прошлых рождениях. Я хотела узнать, нашел ты это главное или нет?

      – Я запишу все, что помню, – сказал я, – и тогда вы решите сами, оябун… То есть Кира. А где я могу найти рисовую бумагу?

      Кира захихикала.

      – Ты правда забыл? Да где хочешь. Надо захотеть, чтобы она там нашлась. То же касается твоей комнаты, одежды и еды – ты можешь сделать все это каким угодно.

      Она была права. Блокнот из рисовой бумаги и фломастер-кисточка уже лежали на полу.

      Кира погрозила мне фарфоровым пальчиком.

      – У тебя три дня, Сасаки. Ровно три дня. Послав мне воздушный поцелуй, она вышла из комнаты.

      Я открыл блокнот, снял с фломастера колпачок, закрыл на миг глаза, вспоминая себя-офицера – и вывел:

      «В наш грозный двадцатый век с его верой в могущество разума…»

*