Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник). Илиодор

первый день он выучил первое прошение.

      Я думал: с таким учеником я далеко не уйду! И не ушел.

      Весь второй день я бился с Григорием над вторым прошением: «О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся».

      Григорий этого прошения осилить никак не мог. Оно ему не давалось. То он начинал произносить его с конца, то с начала, то сбивался на первое прошение…

      В конце концов я не выдержал, пошел к Гермогену и говорю: «Владыка! Да отпустите же меня, пожалуйста, в Царицын!»

      – Что так? А как же брат Григорий?

      – Ничего, владыка, не выходит. Не поверите ли: целый день сидели над вторым прошением, и ничего не вышло. Не усваивает, да часто бегает к эконому… Отпустите, владыка… Ведь он – настоящий челдон, ничего не усваивает. Так, какой-то обрубок.

      Гермоген низко опустил голову и долго молчал. Потом сказал: «Да, я и сам вижу, что Григорий неспособен. Ну, с Богом! Езжайте домой». Я поклонился Гермогену в ноги и ушел в свою комнату.

      А после, в 1913–1914 гг., Григорий всегда на вопрос, обращенный к нему газетными сотрудниками и вообще людьми из публики: «А правда, Григорий Ефимович, что вы хотели быть священником?» – неизменно отвечал одно и то же: «Ну, куда мне, мужичку безграмотному!»

      – А вот все говорят, что хотели?

      – Врут, что с вралями поделаешь!

      Это печатали в газетах, и это верно, судя по факту подготовления мною Григория к принятию священства.

      В одном поезде и купе выехал из Саратова со мною и Григорий. Ехали в первом классе. В наше купе, в Саратове же, сели два важных господина. Они меня узнали и завязали разговор. Один из них показал мне карточку председателя Государственной Думы – А. И. Гучкова и прибавил: «Я часто у него бываю».

      Из их разговора, в котором они часто упоминали имя Столыпина, Государственную Думу, отрубное хозяйство, и из того, что они часто выглядывали из окна вагона и указывали пальцами вдаль, где виднелись новые постройки и хутора, я понял, что они посланы Столыпиным, поклонником закона 9 ноября, посмотреть в пределах Саратовской губернии, как обстоит дело с выделением крестьян из общины на отруба.

      – Куда едете? – спросил один из них, обращаясь ко мне.

      – Домой, в Царицын!

      – У Гермогена были?

      – Да. Знаете его?

      – Как же, знаем лично и много слышали про него.

      Тут вмешался Распутин: «Да, брат, были у Гермогена, хороший он человек. А жиды его бранят».

      – Мы с вами не разговариваем, – недовольно бросил в сторону Григория член Думы.

      – Почему же не разговаривать? Либо я не такой же человек! Со мною повыше, похлеще вас люди, да разговаривают.

      – Да о чем они с мужиком будут разговаривать; вот с иеромонахом поговорить, с образованным человеком, это дело вероятное.

      – А разговаривают, – настаивал Григорий, – да еще как? Советов его спрашивают, слушают его…

      – Не может быть! Никогда не поверим, чтобы мужика слушали образованные люди…

      С Григорием произошло здесь нечто особенное. Он страшно заволновался, заерзал