Мать велела герань не поливать. Таша Муляр

как родит кого-то, похожего на него. Мать не поддержала. Уговаривала к мужу вернуться, советовала ребенка оставить, просила одуматься. Тогда-то она и призналась, что сделала два аборта до Милы и долго не могла забеременеть, чем расстраивала отца, который был намного старше и мечтал о детях. Мать приводила свой пример, убеждая не поступать так же, ведь это опасно: детей может совсем не быть. А Мила хотела обратно к себе домой.

      Она положила в кружку замороженные ягоды, ложку меда и залила кипятком. Аромат осенних ягод наполнил кухню, и от одного запаха сразу стало теплее. На кружке был нарисован забавный медвежонок. Откуда она?

      Если бы Мила тогда все-таки родила, сейчас дочери было бы двадцать три года! Она ежегодно отсчитывала возраст не родившегося ребенка – это походило на некое карательное издевательство над собой. Сожаление о свершившейся тотальной и невозвратной глупости. «А может, это был бы сын…» – подумала Мила, присев за небольшой кухонный стол. В квартире было зябко. Отопление отключили еще две недели назад, потом пришел циклон, и теперь ледяной ветер дует из всех щелей «элитного» жилья. «Элитного!» – Мила усмехнулась сама себе, вспомнив, как мать лишила ее квартиры, той, где она родилась и выросла, где жили все родные и которую она сама звала «родовым гнездом».

      Мила тогда жила с родителями мужа. Те, узнав про ребенка, тоже уговаривали их не расходиться. Ей было некуда идти. Мать отправляла к мужу, она не могла с ним жить, да еще и ребенок. Тупик. Хотя сейчас, спустя годы, она думает, что мать была права. Нужно было рожать. Справилась бы как-нибудь, да и мать в таком случае поддержала бы, наверное. Хотя кто ее знает – железную Симу.

      – Ну возьми же трубку! – Людмила в очередной раз набирала номер. Она подумала было, что что-то произошло, все-таки возраст, а потом вспомнила, что мать редко отвечает на звонки и почти никогда не перезванивает. Поэтому успокоила себя и села смотреть парад по телевизору.

      Мария Ильинична разгрузила сумки, поместив кефир и хлеб в холодильник, крупу и сахар – в шкаф под подоконником кухонного окна. Один пакет и батон переложила в тканевую сумку – такие сейчас шопперами называются, ей внучка привезла, позаботилась о бабушке. Затем вышла из квартиры и стала медленно подниматься на этаж выше.

      С соседкой Серафимой Дмитриевной она познакомилась лет десять назад, когда обе были гораздо моложе, шустрее и здоровее. Мария Ильинична только переехала в этот дом из соседнего микрорайона. Она наконец-то выдала младшую дочь замуж, разменяла их трешку на двушку для дочери и однушку для себя. В эту самую однушку и переехала. Новое жилье было частью некогда большой квартиры. Отрезанным ломтем от вкусного пирога, который предприимчивые риелторы, с успехом объединяющие и расселяющие старый Питерский жилой фонд, кому-то уже пристроили. Дом был построен колодцем. Во двор выходили окна квартир, которые в свое время были хозяйственными и подсобными помещениями для прислуги – дворницкие или людские. Господа жили в огромных меблированных комнатах, парадный вход куда был с