Офелия и янтарные хроники. Мехтильда Глейзер

вперёд и назад, вбок и кто знает, куда ещё. Безумие какое-то. Я только посмеивалась про себя. Они же не всерьёз!

      – Ничего страшного, – сказал дядя Жак со своим бесконечным спокойствием. – Я знаю, ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Но здесь только ты и я. Не думай о том, что ты делаешь и зачем. Просто делай.

      Я кивнула и снова огляделась. В детстве я воспринимала окружающий мир совсем по-другому. Ближе. Непосредственнее. Только потом я начала понимать и оценивать события, рассуждать и задавать вопросы. А прежде, до того как папа водил меня на уроки плавания, а я изучала главные правила выживания, до всего этого луг для меня был не пространством, заросшим травинками, а просто мятым пятном. А услышав «вторник», я мысленно видела не буквы, а синее, ребристое стекло.

      Возможно, в этом был ключ к разгадке?

      Трудно было прогнать из головы размышления о смысле и бессмыслице всей этой истории и задуматься о том, что именно происходит в определённый момент времени. Мешала ли сосредоточиться пелена облаков высоко над нами? Может быть, дело в пристальном взгляде, который устремил на меня дядя Жак? Или отвлекал осенний ветер, сдувший чёлку с моего лба?

      Нет, я должна была искать момент, оттачивать своё восприятие и в то же время отвлечься, ни о чём не думать. В небе появилась птица. Не знаю какая. Может, ворона, а может, и нет. Неважно. Я сосредоточилась на её серо-голубых крыльях. Она летела прямо надо мной. И вдруг птичьи крылья засияли чуть ярче, чем мгновением раньше.

      Я запомнила этот образ, ухватилась за него. Эти крылья, их очертания, мягкость, голубоватый блеск. Я смотрела на них, изгоняя из головы остальные мысли.

      Сработало!

      Вдруг пыль под моими ногами зашевелилась. Потихоньку гранулы переползли на мои босые пальцы ног и стали парить в нескольких сантиметрах над землёй. Теперь они светились тёмно-серым и полуночно-синим, под цвет крыльев, и собирались в хлопья тумана, как небо над нами. А потом пыль пронеслась по крыше, превратилась в облако, окутавшее нас с дядей Жаком, облаком взвилась в небо и беззвучно разразилась светящимся дождём. Как будто над нами взорвался беззвучный фейерверк.

      Дядя Жак, который только что переступил с ноги на ногу, будто застыл в воздухе. А я всё смотрела на птицу, которая давно должна была улететь. Но она по-прежнему висела надо мной, в небе.

      Я моргнула и выдохнула.

      Получилось! Пыль накрыла нас мерцающим шатром, внутри которого время остановилось. Ого! Я остановила время! Невероятно! Я…

      Дверь на лестничную площадку распахнулась, и пыль резко вылетела наружу. Она стекала на землю, срывалась с ветром с крыши и уносилась в город, а время возвращалось к обычному течению так же проворно, как резинка, которая отщёлкивается обратно.

      Птица полетела в сторону Сены.

      Широко шагая, к нам стремительно ворвалась тётя Бланш в сползшем набок тюрбане.

      В руке она держала лист бумаги, которым, не теряя ни секунды, взмахнула перед носом дяди Жака.

      – Пора, – выдохнула она. – Пиппа была права!

      Конечно, я была слишком занята, восхищаясь своими новыми способностями,