Гранатовый браслет. Александр Куприн

Федоровский – высокий, щеголеватый офицер.

      – Здорово, шестая! – послышался густой, спокойный голос полковника.

      Солдаты громко и нестройно закричали с разных углов плаца:

      – Здравия желаем, ваш-о-о-о!

      Офицеры приложили руки к козырькам фуражек.

      – Прошу продолжать занятия, – сказал командир полка и подошел к ближайшему взводу.

      Полковник Шульгович был сильно не в духе. Он обходил взводы, предлагал солдатам вопросы из гарнизонной службы и время от времени ругался матерными словами с той особенной молодеческой виртуозностью, которая в этих случаях присуща старым фронтовым служакам. Солдат точно гипнотизировал пристальный, упорный взгляд его старчески бледных, выцветших, строгих глаз, и они смотрели на него, не моргая, едва дыша, вытягиваясь в ужасе всем телом. Полковник был огромный, тучный, осанистый старик. Его мясистое лицо, очень широкое в скулах, суживалось вверх, ко лбу, а внизу переходило в густую серебряную бороду заступом и таким образом имело форму большого, тяжелого ромба. Брови были седые, лохматые, грозные. Говорил он почти не повышая тона, но каждый звук его необыкновенного, знаменитого в дивизии голоса – голоса, которым он, кстати сказать, сделал всю свою служебную карьеру, – был ясно слышен в самых дальних местах обширного плаца и даже по шоссе.

      – Ты кто такой? – отрывисто спросил полковник, внезапно остановившись перед молодым солдатом Шарафутдиновым, стоявшим у гимнастического забора.

      – Рядовой шестой роты Шарафутдинов, ваша высокоблагородия! – старательно, хрипло крикнул татарин.

      – Дурак! Я тебя спрашиваю, на какой пост ты наряжен?

      Солдат, растерявшись от окрика и сердитого командирского вида, молчал и только моргал веками.

      – Н-ну? – возвысил голос Шульгович.

      – Который лицо часовой… неприкосновенно… – залепетал наобум татарин. – Не могу знать, ваша высокоблагородия, – закончил он вдруг тихо и решительно.

      Полное лицо командира покраснело густым кирпичным старческим румянцем, а его кустистые брови гневно сдвинулись. Он обернулся вокруг себя и резко спросил:

      – Кто здесь младший офицер?

      Ромашов выдвинулся вперед и приложил руку к фуражке.

      – Я, господин полковник.

      – А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! – гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. – Как стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, – повернулся Шульгович к Шарафутдинову, – кто у тебя полковой командир?

      – Не могу знать, – ответил с унынием, но поспешно и твердо татарин.

      – У!….. Я тебя спрашиваю, кто твой командир полка? Кто – я? Понимаешь, я, я, я, я, я!.. – И Шульгович несколько раз изо всей силы ударил себя ладонью по груди.

      – Не могу знать…

      – …… —… – выругался полковник длинной, в двадцать