Контрольная схватка. Александр Тамоников

колес. Главное – вовремя заметить, что кроме этой машины могли приближаться и другие или пешие враги. Машина могла быть отвлекающим фактором, а группу хотели взять живьем.

      «Ну вот, командир, и снова тебе принимать решение», – подумал я с холодной решимостью. Страха не было, было лишь сожаление, что мы могли не выполнить задание, подвести Платова. «Давай, Максим, теперь многое зависит от тебя», – снова сказал я себе. Когда до машины оставалось всего метров двадцать, я встал в полный рост с опущенным в левой руке автоматом и поднял правую руку с зажатой в ней гранатой. В темноте вряд ли кто мог ее разглядеть. Машина остановилась, не доехав до меня метров пять. Это был открытый ГАЗ-64, и я подумал, что если удачно бросить гранату, а те в машине не сообразят, что означал этот мой взмах, то четверых можно будет не считать. А Михаил прикроет меня после броска. Главное – уйти самим, если начнется бой, исчезнуть в лесу, а летчиков увести с собой.

      – Кто старший? – с переднего сиденья машины на траву спрыгнул офицер.

      Я хорошо видел его фуражку, портупею на гимнастерке. Свет фар освещал хромовые офицерские сапоги. Чисто машинально я отмечал важные моменты. В его руках оружия нет, кобура с пистолетом, как и положено, сзади, чуть справа на ремне. За рулем машины молодой худенький боец, руки держит на руле. На заднем сиденье двое в фуражках. Это я видел даже в темноте. Значит, офицеры. Их рук я не видел. Или спокойно лежат на коленях, или сжимают оружие, стараясь не показать его мне. Пока не факт, что свои.

      – Подойдите ко мне! – приказал я, чувствуя, как рука, в которой зажата граната, стала влажной.

      Не от того, что я ожидал боя, смерти, не от того, что я намеревался бросить ее. Скорее от того, что я держу ее с выдернутой чекой и не готов бросить. Интуиция подсказывала мне, что это все же свои. Немцы, диверсанты не стали бы так себя вести. У них времени нет на долгие разговоры, соблюдение формальностей. Диверсанты такие операции по захвату планируют иначе. Либо сразу удается обмануть «гостя», либо скоротечный огневой контакт – перебить всех, захватив старшего живым. Диверсанты будут «разговаривать» от силы еще минуту, потом откроют огонь на поражение. Если через минуту я не услышу ответа на пароль, бросаю гранату. Но я его услышу. Этот парень волнуется, но волнуется он как надо. Он волнуется из-за того, что может сорвать операцию, которую проводит Москва, а не потому, что он предатель или боится пули в затылок, если оплошает, если его просто заставили захватить нас под страхом смерти.

      Офицер с готовностью пошел мне навстречу и остановился в трех шагах не доходя до меня.

      – В Свердловске сегодня ветрено, – сказал он, понизив голос, – пять – семь метров в секунду.

      – В Куйбышеве порывами до семнадцати, – ответил я условной фразой, – ожидается дождь.

      – Здравствуйте, – заулыбался особист и шагнул навстречу, протягивая руку, – лейтенант Званцев! Поступаю в ваше распоряжение!

      Теперь я разглядел погоны лейтенанта