Леди Макбет Мценского уезда. Николай Лесков

не высловит. Что Михайлица еще жестче трясет и двизает, то он только громче мычит. Михайлица его и стала просить, что «ты, мол, имя-то Исусово вспомяни», но только что она сама это имя выговорила, как в горнице кто-то завизжит, а Лука в ту же минуту сорвался с кроватки и бросился было вперед, но его вдруг посреди горницы как будто медяна стена отшибла. «Дуй, баба, огонь! Дуй скорее огонь!» – кричит он Михайлице, а сам ни с места. Та запалила свечечку и выбегает, а он бледнолиц, как осужденный насмертник, и дрожит так, что не только гаплик на шее ходит, а даже остегны на ногах трясутся. Баба опять до него: «Кормилец, – говорит, – что это с тобой?» А он ей только показывает перстом, что там, где ангел был, пустое место, а сам ангел у Луки вскрай ног на полу лежит.

      Лука Кирилов сейчас к деду Марою и говорит: так и так, вот что моя баба видела и что у нас сделалось, поди посмотри. Марой пришел и стал на коленях перед лежащим на полу ангелом и долго стоял над ним недвижимо, как измрамран нагробник, а потом, подняв руку, почесал остриженное гуменцо на маковке и тихо молвил:

      – Принесите сюда двенадцать чистых плинф нового обожженного кирпича.

      Лука Кирилов сейчас это принес, а Марой осмотрел плинфы и видит, что все они чисты, прямо из огненного горна, и велел Луке класть их одна на другую, и возвели они таким способом столб, накрыли его чистою ширинкой, вознесли на него икону, и потом Марой, положив земной поклон, возгласил:

      – Ангел Господень, да пролиются стопы твоя аможе хощеши!

      И только что он эти слова проговорил, как вдруг в двери стук-стук-стук, и незнакомый голос зовет:

      – Эй вы, раскольники: кто у вас тут наибольший?

      Лука Кирилов отворяет дверь и видит, стоит солдат с медалью.

      Лука спрашивает: какого ему надо наибольшего?

      А он отвечает:

      – Того самого, – говорит, – что к барыне ходил, которого Пименом звать.

      Ну, Лука сейчас бабу за Пименом послал, а сам спрашивает: что такое за дело? на что его в ночи по Пимена послали? Солдат говорит:

      – Доподлинно не знаю, а слышно, что-то там с барином жиды неловкое дело устроили.

      А что такое именно, рассказать не может.

      – Слыхал-де, – говорит, – как будто барин их запечатал, а они его запечатлели.

      Но как это они друг друга запечатали, ничего вразумительно рассказать не может.

      Тем временем подошел и Пимен, и сам, как жид, то туда, то сюда вертит глазами: видно, сам не знает, что сказать, а Лука говорит:

      – Что же ты, шпилман ты этакий, стал, ступай теперь производи свое шпилманство в окончание!

      Они вдвоем с солдатом сели в лодку и поехали. Через час ворочается наш Пимен и ботвит будто бодр, а видно, что ему жестоце не по себе.

      Лука его и допрашивает:

      – Говори, – говорит, – говори лучше, ветрогон, все по откровенности, что ты там такое наделал?

      А он говорит:

      – Ничего.

      Ну