Керенский. Конец партии. Алексей Птица

на пульсе.

      – Рад, что вы не запустили весь процесс, но наступили сложные времена и вашему министерству нужно срочно подготовить указ о введении обратно смертной казни.

      – Но как же нам быть со свободой и прежними обещаниями?

      – Как? Да никак! Мы должны руководствоваться текущим моментом и спасением страны, а не предоставлением ещё больших свобод всем подряд. Хватит, нахлебались свободы и беззакония вдоволь. Через сутки я жду от вас полноценный указ о введении смертной казни. После моего одобрения он будет напечатан во всех газетах и доведён телеграммами до армии.

      – Хорошо, – Скарятин обречённо кивнул, – я сделаю.

      – И как идут дела с созданием военно-революционных судов?

      – Суды создаются. Военные с радостью восприняли эту идею и быстро назначили свои представителей, но с юристами возникли проблемы. Многие не хотят судить, и мы не можем обеспечить все суды своими людьми.

      – Тогда увеличьте им оклады в три раза и придумайте дополнительные льготы, наконец, дайте мне список отказников, и я смогу найти слова для их убеждения. Если они хотят идти против власти и закона, значит, я имею полное право не защищать их жизнь, личное достоинство и имущество. И попрошу вас, Григорий Николаевич, давайте без ненужных сантиментов. Мы здесь не играемся, мы выживаем. На кону стоит очень многое. Вам понятно?

      – Да, я всё понимаю. Мне тяжело выполнять подобные распоряжения, но я тоже не вижу иного выхода.

      – Рад, что нашёл в вас единомышленника. Информируйте меня обо всех возникающих трудностях, я помогу вам.

      – Всенепременно.

      Когда Скарятин ушёл, Керенский вызвал адъютанта и приказал найти Модеста Апоксина, «верного» слугу жёлтой прессы. Этот перезрелый фрукт сейчас мог очень сильно пригодиться. Ну и что, что мерзко пахнет? Каждому фрукту – своё место. Всё в дело, всё в дело.

      Апоксин примчался буквально через два часа. А почему и не примчаться, когда всех матросиков и других его недоброжелателей к ногтю прижали, а его приблизили. Это очень сильно грело сердце зрелого неудачника, он уже давно расплатился со всеми долгами, завёл любовницу, пристроил детей. А впереди уже замаячили далёкие горизонты роскошной жизни, ну какой дурак откажется от всего этого? Модест дураком не был, а потому мигом и примчался на «ковёр» к Керенскому.

      – О, господин Модест, – Керенский даже изволили выйти из-за стола, чтобы пожать руку Апоксину.

      В ответ Апоксин изогнулся так, что стал похож на вопросительный знак. Его узкая ладошка мигом вспотела. Керенский холодно улыбнулся и удалился обратно к столу, мимоходом вытирая ладонь о штанину.

      – Ну, как идут дела с прессой?

      – Весьма-весьма прекрасно! – Модест ел взглядом начальство, которое изволило пожать ему, недостойному…, руку.

      – Это радует, а что с тиражом газеты?

      – Очень возрос и всё благодаря вам, господин министр! – Апоксин снова изогнулся в поклоне.

      – Не сомневался, вы хорошо себя зарекомендовали на этом посту, господин Апоксин, и я думаю, что вас пора