Керенский. Конец партии. Алексей Птица

решать по арестованным. А почему вы спрашиваете?

      Яков Исаевич Мазе главный раввин России тяжело вздохнул и ответил.

      – Вы, поручик, убили во мне последнюю надежду на лучшее. Последнюю надежду. Ну, что же, тогда я пойду.

      Аристархов ещё долго смотрел вслед Мазе, так и не поняв, какую надежду он убил в старом ребе. Удивленно пожав плечами, он вернулся к выполнению своих непосредственных обязанностей.

      Яков Мазе, выйдя от Керенского, первым делом направился сразу на телеграф. Оттуда он разослал телеграммы по всем крупным городам, созывая на съезд в Москву всех глав крупных общин и раввинов, которые успели бы добраться за сутки до Москвы. Да и неважно, если кто-то приедет позже. Сам он собирался отправиться в Москву вечерним поездом. Вернувшись в гостиницу, он первым делом позвонил председателю Временного правительства.

      – Аллё, Генрих?! Да, я приехал. Да, переговорил с Керенским. Нам надо срочно встретиться лично. Нет, не в гостинице, лучше у Мойшы. Безусловно. Через два часа. Хорошо, я жду.

      Через два часа, отменив все дела и встречи, по указанному Мазе адресу, где проживал их общий знакомый, примчался Блюменфельд. Войдя в дом, он приветствовал там всех собравшихся и особенно главного раввина.

      – Ребе, я предполагаю, что вы вызвали меня так скоро к себе не ради какого-то пустяка?

      – Да, речь пойдёт о том предложении, что мне сделал подчинённый тебе военный министр.

      – Подчинённый мне? – грустно улыбнулся Блюменфельд. – А вы шутник, уважаемый ребе. Если кто из нас кому и подчинён, то это явно не Керенский.

      – Я знаю, но ты должен быть твёрже, несмотря ни на что, иначе мы никогда не займём в этом государстве того положения, на которое претендуем.

      Блюменфельд только вздохнул и уселся в одно из дорогих кожаных кресел.

      – Я вас внимательно слушаю, почтенный ребе.

      – Керенский мне на встрече предъявил ультиматум.

      – Какой?

      – Все евреи должны прекратить революционную деятельность.

      – Это шутка? Причём здесь вы и евреи-революционеры?

      – Нет, это горькая правда, и ультиматум поставлен довольно жёсткий, если мы не согласимся, то последуют репрессии.

      – Он на это не пойдёт. Насколько я его смог изучить, он не делает всё напрямую и откровенные репрессии никогда не осуществит.

      – Вы правы, Генрих. Он так и сказал, что у него нет ничего личного, он просто объявит нас вне закона.

      – Но как это возможно?

      – Как? Очень просто. На любом митинге он официально объявит, что евреи запятнали себя разрушением государства и готовят контрреволюцию, а в отместку за это государство не будет их защищать. Об этом напечатают в газетах, расскажут в каждой деревне и главное, оповестят об этом действующую армию. Дальше предугадать события будет несложно. Мы плохие солдаты и нас слишком мало. В отдельных местечках наши боевые дружины ещё смогут дать отпор, но остальных просто сметут.

      Первыми нападут наши украинские друзья вместе