Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев. Адольфо Бьой Касарес

которые Неверс провел в столице мест заключения, показались ему сезоном в аду. Он размышлял над тем, насколько слаб, ведь согласился же, желая избежать конфликтов, отдалиться на год от своей суженой. Боялся всего – болезни, несчастного случая, взысканий по службе, что отложило бы или вовсе исключило его возвращение, и немыслимой измены Ирен. Воображал, будто обречен на какие угодно бедствия, без сопротивления позволив распорядиться своей судьбой. Среди заключенных, ссыльных и надзирателей он себя самого считал арестантом.

      Накануне отплытия на острова некие господа Френзине пригласили Неверса отужинать. Он спросил Легрена, можно ли отказаться. Тот пояснил, что это люди «очень солидные», не следует портить с ними отношения.

      – Они к тому же на вашей стороне, – добавил он. – Губернатор оскорбляет своим поведением все приличное общество Кайенны. Он анархист.

      Я подбирал слова для блистательного, полного презрения ответа, – пишет Неверс. – Но, поскольку сразу на ум ничего не пришло, вынужден был поблагодарить за совет, примкнуть к двурушникам и лицемерам и ровно в девять часов явиться к господам Френзине.

      Готовиться начал заранее. Либо опасаясь, что его подвергнут допросу, либо по дьявольской склонности к соблюдению симметрии, прочитал в «Ларуссе» статью о тюрьмах.

      Примерно без двадцати девять Неверс спустился по лестнице губернаторского дворца. Пересек площадь с пальмами, остановился поглазеть на скромный памятник Виктору Югу[30], позволил чистильщику добавить блеска своим сапогам и, обогнув Ботанический сад, приблизился к дому Френзине, весьма вместительному, зеленого цвета, с толстыми стенами из необожженного кирпича.

      Чопорная привратница провела его по длинным коридорам, через подпольную винокурню, и на пороге гостиной, устланной пурпурными коврами и сияющей позолоченной резьбой на стенах, объявила о его приходе. Там было человек двадцать. Неверс запомнил немногих: хозяев дома – господина Френзине, его супругу и дочь Карлоту, девочку двенадцати-тринадцати лет, – все тучные, низенькие, плотные, розовые, – и некоего господина Ламберта, который прижал его к горке с пирожными и спросил, не считает ли он, что главное в человеке – чувство собственного достоинства (Неверс всполошился, поняв, что тот ждет ответа, но тут вмешался другой гость: «Вы правы, поведение губернатора…»). Неверс отошел. Ему хотелось послушать о губернаторе, но он не желал ввязываться в интриги. Неверс повторил про себя фразу незнакомца, фразу Ламберта, заключил, что «всякая вещь есть символ всякой другой вещи» и остался доволен собой. Запомнил он и некую госпожу Верне. Она томно ходила кругами, и Неверс подошел с ней поговорить. Сразу узнал о том, как возвысился Френзине: еще вчера подметал пол в питейном заведении, а сегодня – «король» местных золотых приисков. Выяснил, что Ламберт – комендант островов и что Педро Кастель, губернатор, сам расположился на островах, а коменданта отправил в Кайенну. Это неприемлемо, Кайенна всегда являлась центром управления. Но Кастель

30

Юг, Виктор (1762–1826) – французский политик, один из губернаторов Гвианы.