Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев. Адольфо Бьой Касарес

и тема разговора. В нем тоже воскрешалось прошлое, только в ином плане.

      – И вы поверили бы мне, если бы я увез вас ненадолго перед тем вечером в Венсенне?

      – Я никогда не поверила бы вам. Никогда.

      – Влияние будущего на прошлое, – сказал Морель оживленно, но очень тихо.

      Потом они долго молчали, глядя на море. Наконец мужчина заговорил, словно отгоняя мучительные мысли:

      – Поверьте мне, Фаустина…

      Он назойлив. Возвращается к тем же уговорам, что и восемь дней назад.

      – Нет… Я знаю, куда вы клоните.

      Разговоры повторяются, этому нет оправдания.

      Читатель не должен думать, что перед ним горькие плоды моего уединения, не должен также слишком легко связывать воедино слова «преследуемый», «одинокий», «мизантроп». Я изучал проблемы общения еще до судебного процесса; разговор – это обмен новостями (например, метеорологическими), выражение общего возмущения или общих радостей (например, интеллектуальных), уже известных собеседникам или разделяемых ими. Их побуждает удовольствие говорить, выражать вслух согласие или несогласие.

      Я смотрел на них, слушал, чувствовал, что происходит нечто странное, и не мог понять, в чем тут странность. Как сердил меня этот нелепый негодяй!

      – Если бы я сказал, куда клоню…

      – Я вспылила бы?

      – Или возникло бы взаимопонимание. Времени мало. Всего три дня. Ужасно, что мы не понимаем друг друга.

      Я не сразу сообразил, что слова Фаустины и бородача полностью совпадают с их словами и движениями, слышанными и виденными восемь дней назад. Проклятое вечное возвращение. Но не целиком: моя клумба, в тот раз растоптанная Морелем, сейчас – просто неровная площадка с остатками мертвых цветов, примятых к земле.

      Первое впечатление обрадовало меня. Я поверил, что и впрямь сделал открытие: наши поступки повторяются, повторяются непременно, незаметно для нас самих. Благоприятный случай позволил мне подметить эту закономерность. Нечасто приходится быть тайным свидетелем нескольких встреч одних и тех же людей. Сцены проигрываются снова и снова, как в театре.

      Слушая Фаустину и бородача, я выправлял свои воспоминания о предыдущем их разговоре (записанном на память несколькими страницами выше).

      Я опасался, что это открытие вызвано ненадежностью моей памяти: реальную сцену я сравнивал с чем-то полузабытым, упрощенным.

      Затем, вдруг рассердившись, я стал подозревать, что все это – лишь представление, розыгрыш, злая шутка.

      Здесь я должен кое-что объяснить. Никогда я не сомневался, что надо дать Фаустине почувствовать: главное – это мы, она и я (а бородач здесь ни при чем). И все-таки мне захотелось наказать этого типа, поиздеваться над ним, выставить в смешном свете.

      И вот случай представился. Как воспользоваться им? Я попытался что-нибудь придумать (хотя и кипел от ярости).

      Замерев, я поджидал удобного момента, чтобы выйти ему навстречу. Бородач отправился за платком и сумкой Фаустины. Повернулся, пошел назад, помахивая ими и говоря на ходу (как в прошлый раз):

      – Не