Цветущие в вечности. Виктория Ман

города, покоряется бренная земля.

      – В объятиях неба

      Укрой нас навеки.

      Пусть Высшая Мать оберегает Народ,

      Пока парит прекрасная Амальтея.

      Пусть освободится бренный разум от забот,

      Смерть рассыпалась и покинула нас,

      И жизнь, поющая колыбельные, тоже

      Угаснет, так возроди пламя вновь.

      В объятиях неба

      Укрой нас навеки.

      Пусть Высшая Мать оберегает Народ,

      Пока парит прекрасная Амальтея.

      Иль’Гранды присмотрят за нами,

      И скоро великие замыслы воплотятся.

      Слышишь, как Пустота пожинает души?

      Закрой же глаза и ступай за ней следом.

      Колыбельная скачет ланью, дитя скачет вслед за ней. Прикрыв отяжелевшие веки, уносится во снах туда, где сказки становятся целым миром и где нет ничего, кроме благословенного тепла.

      Так и будет первый год, полностью отданный на откуп матери, проведенный под ее боком. Чтобы укрепилась жизнь в теле, чтобы не унесла внезапная детская хворь. А после подойдет срок: дать имя, подтвердив тем само существование, и известить императора о появлении княжеского наследника.

      – Конечно, господин доволен! Он возлагает на юного господина большие надежды.

      – Неужто родится на наших глазах новая династия?

      – Да долог будет их век!

      Брызжет красками пир. Тодо сидит в конце стола, ссутулившись, потупив взгляд. Но про него и не помнят, на него и не глядят, ведь ему следовало бы быть со слугами. Только хозяин так повелел, а слово хозяина закон.

      Сам же князь возвышается во главе стола. Белесые волосы заплетены в толстую косу. Широкая линия челюсти и гранит черт. Массивный перстень на мизинце. Изморозь вышивки украшает синеву одежд. Живой Бог – воплощение неподвластного. Сила кипит в жилах, а мысли режут вернее самого острого клинка.

      Жена по правую руку укутана в слои пестрой парчи. Губы – замерзшая ягода, утонченный лик – девственный снег, волосы – кольца огненного меда. Луна подле светила, и взгляд ее, как и у луны, печален. Искусно оплетены самоцветами лучи венца.

      Гости – сладкоречивые пташки. Щебечут без устали, пряча многозначительные улыбки за веерами. Богатство оттенков одежд способно затмить любые рифы. Взлетают тосты один за другим:

      – За князя Иссу!

      – За княгиню Иссу!

      – За благоденствие рода Иссу!

      – За процветания княжества Иссу!

      – За дружбу с соседями!

      Льется рисовое и сливовое вина. Три танцовщицы мелкими шажками входят в залу, кланяются. Красота их пленяет. Оживают струны под ловкими пальцами, ленты делают круг. Танцуют девушки, как и тени в детской комнате.

      Тодо кажется, что он созерцает искусно расписанную ширму. Слышит стук дерева о дерево, вычурный и театральный, запах сладких яблок. И ширма распахивается, а за ней жадные взгляды.

      Мальчика нет на пиру, но на пиру его нарекают. Именем солнца