Услышь нас, Боже. Малькольм Лаури

уже три буревестника.

      Золоченый закат в синем небе.

      Несколько крупных зеленых метеоров из Геминид.

      9 ноября. Примроуз и Сигбьёрн Уилдернесс счастливы в своей тесной каюте. В каюте старшего артиллериста.

      Однако Мартин Трамбо не особенно счастлив.

      Трамбо: это в честь Трамбауэра – Фрэнки. Бейдербек и др.

      Мертвая качурка[9] на носу корабля. С синими лапами, как у летучей мыши.

      У побережья Орегона.

      Тысячи белых чаек. Матросы их кормят. Будут ли голодать наши чайки без нас? Невероятная хрустальная ясность иных ноябрьских дней в нашем домике, колокольный звон в тумане. Отражения солнца в воде – мельничным колесом, катящимся прямо к нам. Какое сияние для ноября! И сосновые лапы превращаются в зеленую синель.

      11 ноября. Выразительный диатонический гул туманных горнов, колоколов и свистков на мосту Золотые Ворота, в густом тумане, тянущемся ранним утром к стылому Сан-Франциско. Мимо Алькатраса. Где сидит любитель птиц.

      Туман рассеивается; слева – Окленд, хмурый и облачный. Мост исчезает в низких серых тучах. Справа – Сан-Франциско, небо нежно-голубого цвета. Мост вздымается аркой, со своими башнями и тросами.

      Шкипер в куртке на меху, с поднятым воротником, в синей фуражке, грозный, с клювастым профилем на фоне неба. Он злится на грузчиков, изрыгает проклятия и выкрикивает команды, перемежая французский с английским. Лоцман то ли забавляется, то ли скучает, но держится уважительно. Все остальные напряженно стоят в стороне.

      Блестящий комментарий от человека, которому я как-то раз одолжил почитать «Улисса». Возвращая мне книгу на следующий день: «Большое спасибо. Очень хорошо». (Лоуренс также писал: «В целом какое-то странное собрание очевидно несочетаемых фрагментов, мелькающих друг мимо друга».)

      Ночью выходим из города в россыпи драгоценных камней. Как бриллианты на черном бархате, говорит Примроуз, портовые огни – как рубины и изумруды. Топазы и золотое сияние на двух мостах.

      Примроуз очень счастлива. Мы обнимаемся на палубе, в темноте.

      14 ноября. Лос-Анджелес. Объявление на погрузочном причале: «Следи за крюком, он не будет следить за тобой».

      Теплое синее атласное море и мягкое солнце.

      15 ноября. Разумеется, мы отправляемся. Кто бы сомневался.

      У нас еще один пассажир. Его имя? Харон. Честное слово.

      …Уходящий в дальний рейс курсом на Роттердам пароход «Дидро» покидает Лос-Анджелес вечером 15 ноября.

      (Кстати вспомнилось: постановка «В дальнем рейсе»[10], которую мы с родителями смотрели в Королевском театре в Эксетере в 1923-м. Под каждый занавес – восемь склянок. Замечательная игра Глэдис Фоллиот.)

      Пароход «Прибрежный», черный лоснящийся нефтяной танкер, очень близко, почти вплотную; абсолютно пустой, как корабль-призрак, красное леерное ограждение: «Мария Целеста»?

      Описание заката: плывем в кипящих чернилах. Пурпурные вспышки по правому борту, с камбуза – запахи свежего хлеба и багровой свиной грудинки,

9

Качурки – птицы, родственные буревестникам и альбатросам; в старину считались душами утонувших моряков.

10

В пьесе «В дальнем рейсе» (1923) английского писателя и актера Саттона Вейна (1888–1963) океанский лайнер везет пассажиров – как выясняется по ходу действия – в загробное царство.