Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта. Наталья Александрова

на полу старые журналы. Сухая бумага вспыхнула как порох. С журналов огонь перекинулся на коробку с фотографиями, дальше – на ситцевую занавеску…

      Как голодный зверь, пламя пожирало сваленный в чулане хлам, и голод его только усиливался. Через несколько минут огонь полыхал в комнате, как в доменной печи. Еще несколько минут – и от жара лопнуло стекло в маленьком окне, языки пламени вырвались наружу. От проникшего в комнату свежего воздуха огонь приобрел новую силу и кинулся пожирать соседние комнаты…

      Матюша уже не видел, как пламя охватило весь дом Самохиных – он выезжал из коттеджного поселка, торопясь доставить своего друга и напарника в безопасное место.

      Наконец Кристофоро покинул дом синьора Кастельнуово. Тот же рослый слуга по имени Петруччо, который привел его сюда, согласился проводить гостя до его дома. Они молча шли в ночной тишине, Кристофоро бережно прижимал к груди шкатулку черного дерева, предсмертный подарок синьора Кастельнуово.

      Город был погружен в ту мрачную, безысходную тьму, которая наступает незадолго до рассвета. В эти предрассветные часы чаще всего посещают спящих ночные кошмары, тех же, кто не может заснуть, охватывает черное отчаяние. В эти часы чаще всего смерть приходит за человеком. В эти часы в каруджи – узких генуэзских переулках – орудуют ночные головорезы.

      Шаги Кристофоро и его спутника гулко отдавались от стен спящих домов, чуть погодя им вторило эхо.

      Эхо ли?

      Кристофоро прислушался – и мрачное подозрение шевельнулось в его душе. Он дотронулся до плеча своего провожатого.

      – Что случилось, добрый господин? – откликнулся Петруччо.

      Кристофоро поднес палец к губам и остановился.

      В наступившей тишине отчетливо прозвучали чьи-то крадущиеся шаги.

      – Мне кажется, за нами кто-то идет! – проговорил Кристофоро едва слышно.

      – Пусть себе идет! – самоуверенно отозвался Петруччо и поудобнее перехватил свою дубинку. – Они не посмеют на нас напасть, а ежели посмеют – горько пожалеют об этом!

      Тут, словно в ответ на его самоуверенные слова, из темноты вынырнули две еще более темные фигуры, и в воздухе мелькнули обнаженные клинки.

      Кристофоро тоже обнажил свой меч, но он мог действовать только одной рукой – второй он по-прежнему прижимал к себе драгоценную шкатулку.

      Кроме того, очень тяжело было сражаться в темноте, не видя своих противников, определяя их положение только по неясным теням и тяжелому хриплому дыханию. Те же, казалось, видят в темноте как кошки или как летучие мыши.

      Поначалу, несмотря на темноту, дюжий Петруччо ловко орудовал своей дубинкой, отбивая удары нападающих. Но потом один из них ранил его в плечо. Слуга отступил, перехватив дубинку левой рукой. Кристофоро отбивался своим коротким мечом, но он чувствовал, что враги постепенно одолевают.