Чудовище в саду прекрасных цветов. Тамасии-но Кое

тихий робкий голос за нашими спинами прервал нашу идиллию. Мы обернулись на зов одновременно.

      Перед нами стояла Сягэ. Я не видела ее чуть больше недели, но ее было не узнать. Она высохла, как колодец, в котором давно не было воды. Под глазами прижились черные круги. Бледные губы потрескались и шелушились. Спина Сягэ сгорбилась, она была похожа на старушку.

      – Что с тобой случилось? – встревоженный Мандзю поднялся на ноги и, забыв о нашей трапезе, бросился к Сягэ.

      – Я не смогла… – тихо промолвила природный дух. – Я не смогла сделать, как ты велел. Не сумела забыть тебя. Я словно существовать перестала после твоих слов. Прости, я очень старалась, отвлекала себя другими мыслями. Но ты никак не выходишь ни из моей головы, ни из памяти, ни из сердца. Если хочешь, чтобы я забыла тебя, то лучше убей меня.

      Дрожащими руками Сягэ протянула ему танто. Острое лезвие молнией сверкнуло в руках Мандзю. Она выхватил из ее рук нож и швырнул далеко в траву. Ни говоря ни слова, он притянул к себе Сягэ, обнял и крепко прижал к себе. Я задохнулась, увидев в его объятиях другую. Я смотрела на его лицо, по которому сбегала крупная слеза, и не могла поверить, что еще вчера мы сидели в обнимку с тенином и болтали всю ночь до рассвета. Считали падающие звезды и придумывали, что это боги ради развлечения швыряют в смертных осколки звезд. Спать так и не легли. Встретили нежно-розовый рассвет. Вдыхали хрустальный воздух и мечтали о сливах. Спорили, кто отправится собирать их в долину, когда настанет день. Неужели все это ничего не значило для него? Как могла Сягэ одним своим появлением перечеркнуть все, что только начало зарождаться между мной и Мандзю? Я не бегала в тот день по полям, но сердце жалил какой-то невыносимо острый шип. На мгновение оно перестало биться и из груди переместилось к горлу. Мне было слишком больно смотреть на них, непролитые слезы душили беспощадно. Но я не могла оторвать глаз от них.

      – Моя душа, – шептал ей в ухо Мандзю. – Я хотел спасти тебя от смерти, но ты сама предпочла смерть. Я тоже ни на секунду не забывал о тебе.

      Он терся щекой о бледные щеки Сягэ, и те тут же розовели. Мандзю потерся носом о ее нос, и в безжизненных глазах тенинки появился свет. Наконец, он коснулся губами уголков ее рта, и губы Сягэ заалели. Они больше не были похожи на иссохшую, потрескавшуюся землю.

      – Ты все еще любишь меня? – неуверенно спросила Сягэ.

      – Больше, чем свою собственную жизнь, – ответил Мандзю, накрыв ее губы своими.

      Сягэ принимала поцелуй Мандзю, и из ее глаз ручейками сбегали слезы. Но они будто оживили ее: чем больше слез проливала Сягэ, тем прекрасней становилось ее лицо. Мандзю все не отрывал своих губ от ее. Эти мгновения длились для меня целую вечность. Раздираемая ревностью, я наблюдала за тем, как тенины закрывают глаза во время поцелуя, как наполняются нежностью их крепкие объятия. Как на их красивых лицах отражаются безмятежное счастье и облегчение. Я хотела крикнуть. Приказать, чтобы они прекратили, остановились, но голос изменил мне. Из горла вырвался лишь судорожный вздох.

      – Прости.